Ребята вместо выгнанного взяли в свою команду чужого паренька. Задира: «Е…л я вас вместе с ним. Пусть не играет!» Но тот стал-таки играть… Он поживее и вроде поголовастее задиры и играет хорошо. Только и слышно: «Пацан, пасуй! Пацан!» Он стал держать задиру, на которого шла вся игра. Сам стал держать, по своей воле. Тоже – характер. Не суетился и действовал умело. И задира не кричит на него, хотя пацан и мешает ему играть. Под конец, правда, задира и на него заматерился. «Сам лезешь, сам на руку наскочил», – отвечал пацан, и хотя он был посильнее, но чувствовалась в голосе неуверенность, видимо, опасался, что за задиру вступятся все остальные, если что… Я думаю, не вступились бы.
Из рассказов преподавателей военной кафедры ЛГУ:
– Трудно, очень трудно было в первые дни войны. Гвоздили они нас! Но им тоже попадало. Под Лугой здорово им дали…
– На Курскую дугу привезли тысячи вагонов дорогостоящей МЗП24. Она была выставлена перед всем фронтом: чтобы немецкие разведчики не могли проникнуть на нашу территорию и узнать о готовящемся наступлении, а также для того, чтобы предатели не перешли к немцам. По утрам немцев пачками вытаскивали из МЗП. Перебежчиков же расстреливали или просто не вытаскивали.
На той же Курской дуге через каждые десять метров на своей же территории установили заграждения. Чтобы пройти в столовую, надо было преодолеть три-четыре заграждения. Из-за этого многие взводы оставались без обеда: преодолевая препятствия, солдаты расплескивали суп, и те два-три котелка, что удавалось донести, делились на всех. Так было два месяца. Зато за это время солдаты так научились преодолевать препятствия, что в атаку шли с легкостью необычайной.
Наши научились ловко подрывать проволочные заграждения. Бралась доска – на нее клалась пачка тола, сверху еще доска, все это связывалось и засовывалось под заграждения. Немцы, сидя в окопах, видят вдруг, что русские идут в атаку, и думают: дураки, мол, лезут на заграждения… Метров за сто до заграждений выделенные особо солдаты поджигали бикфордов шнур, все взрывалось. Дым от взрывов прикрывал атакующих, и они, как снег на голову, валились на немцев. Тогда по ночам немцы стали обстреливать подступы к своим заграждениям – всю ночь неугомонно трещали их пулеметы. Однако наши и тут нашли средство – что-то вроде троянских коней.
…В зимней операции под Киевом наши танки вошли под воду и на другом берегу, пробив лед, неожиданно появились перед немцами.
Подполковник Горбунов с военной кафедры. Все на нем блестит – и лысая голова тоже. Держится прямо, руки в тонких перчатках. Но как говорит! Вот образцы его речи: «Отверствие», «Слушай сюда! Нет, отставить!» (когда оговорится), «Закупляет», «К занятиям относитесь как следует быть!», «Сделал вам задание», «Ходит на четверинках», «Если песок будет на винтовке, снимите».
Актовый зал филологического факультета. Заканчивается комсомольское собрание курса. Аудитория – битком. Докладчик слабым голосом что-то читает. На задних и средних рядах – сплошной гул, каждый говорит о своем. А кто-то спит.
Председатель: «Тише, товарищи!»
Гул не смолкает.
Идут прения. В них участвуют те, кто сидит в первых рядах. Они же спорят. «Средние» и «задние» болтают. Или спят.
На первом курсе занимался только спортом, не учился, волынил. На втором году выбрали чуть ли не в профбюро курса. И стал сознательным. Укоряет нерадивых. Говорит: «В конце концов спорт – не так важно…» Лицемер! Если бы все были профоргами, то все были бы и «хорошими»? К такому активу нет уважения.
Много фальши в действиях и речах комсомольцев. Одна говорит: «Подготовка к зачету – большое дело. Ведь экзамен и зачет по существу одно и то же».
Лжет! Все знают, что лжет (экзамен – вопрос стипендии). И сама, поди, знает, что лжет. И догадывается, что остальные знают, что лжет.
На комсомольском собрании присутствует член партии. Говорит в один из удобных моментов:
– Меня не послушаете – партию послушаете. Партию везде послушают!
И столько бравады, хвастовства: я, я… А потому, что член партии.
Ремесленник про футболиста:
– Жирно ударил.
