Голос из глубин - страница 44

Пьер говорил с печалью и нежностью о том невезучем, съеденном козами ублюдочке, как отец о горбатеньком сыне, маленьком старичке…

— Вы толкуете о них как о живых существах, — заметил Андрей.

— Но разве и вам не видятся они так же, как и мне, партнерами человека, наверняка ведшего тут хоть с некоторыми из них дебаты на протяжении шести лет? Я не сомневаюсь, он предпочитал иногда их общество иным примелькавшимся лицам.

Ветлин, опережая Пьера, легко пробирался в густые заросли, как опытный пловец, выныривал из них, чтобы обозреть окрестности, едва они взбирались на всхолмье. Успокаивая Пьера, чуть подмигнув Андрею, сообщил:

— Вас слушает одержимый геофизик, так же фанатически видящий то, что никогда не увидят те, кому не свойственно шестое, седьмое, восьмое чувство глубин, расколдованных и вновь околдованных минералов и прочего, он верует свято, что камни пускают живые ростки, потому ни единое ваше словечко не пропадает даром, милый месье Пьер. А по мне, ни одна земля не раскрывается по-настоящему до той поры, пока на ней ты не повстречаешь трепетную натуру, хотя бы одного жителя. Пусть вы и наезжий тут, не коренной житель, но в вас пульсирует та самая лава, какая сорок миллионов лет назад, извергнувшись из недр Земли, породила этот остров.

Андрей поддержал спич Ветлина:

— Признаюсь, мы еще на подходе к острову сетовали, что вряд ли нам повезет и мы обретем тут верного спутника, — нам очень хотелось повстречать Вергилия, узнающего по стебельку, лепестку прошлое и будущее маленькой планеты — Святой Елены. Но мы уже заранее вызнали, что тут лишь на Центральном хребте высотой в шестьсот метров растут последние туземцы — цветковые растения и папоротники.

Пьер с простодушной улыбкой счастливого юнца выпалил:

— Да-да, вы правы. Во время пассатов облачный слой задерживается на этой высоте, а потому хребет всегда окутан туманом и на нем сыро. Он как бы разделен на две части, самая высокая вершина — пик Дианы — 816 метров, а две другие носят название Актеон и Кокхолдс-Пойнт. Диана украшена норфолкской сосной, сосна растет чуть западнее его вершины, тут и новозеландский лен, и заросли ежевики. Ежевики пропасть, но по крутым, скользким склонам.

А шесть видов древовидных маргариток схожи со своими сестрами, растущими в горах Восточной Африки, то есть за полторы тысячи километров от острова, и в Андах. Прозаически древовидную маргаритку высотой в шесть метров называют и там «черной капустой». Очень темная кора покрыта лишайниками, эпифитными мхами, папоротниками. Хороша и белоствольная капуста. Да, было с кем говорить Наполеону. Он увлекся цветами и, несомненно, оценил, что ему, единственному, деревья-цветы доверяли и ему, быть может, единственному, сопутствуют такие уникальные гиганты среди маргариток. И как только выстояли они под океаническими ветрами, натиском тяжелейшей влаги…

Но, пренебрегая его судьбой, приезжали сюда ботаники, мечтая лишь о встрече с маргариткой, с маргаритками самых разных обликов и свойств… Сюда добирались те, кто испытывал фанатическое влечение к существам, которые вовсе не казались им бессловесными. Разве шепоты листвы не улавливают даже самые прозаически настроенные люди? Разве поэты не стремились испокон веков переводить их на язык человеческий. Что же можно услыхать в колыхании ветвей древовидных цветов, явленных на вулканическом острове, которому стукнуло по меньшей мере сорок миллионов лет? Наверно, облик, цвет, ствол и рождение самого цветка, — а ведет он род из глубочайшей древности, — красноречивы для тех, кто одолел тысячи миль.

— Пьер, — Андрей удержал Монестье, спешившего все дальше и дальше от дороги, ведущей в город, — я бы много отдал, чтоб услыхала вас и свела дружбу моя жена. Ее отсутствие здесь для меня особо ощутимо. Наталья б полностью разделила вашу влюбленность, ее пристрастие — реликтовые чудеса.

Теперь Монестье поглядывал на Ветлина и Андрея как на сообщников.

— Вы заметили, люди часто обкрадывают себя?! После дальних странствий они будут рассказывать вам о чем угодно, но только не о встречах с фантастическими деревьями — маргаритками. — Пьер, предлагая полевой бинокль, твердил: — Сильнейший, — чтобы гости хоть посмотрели туда, где росли молодые и пожилые, раскидистые древовидные маргаритки. На концах черных, почти голых веток красовались большие глянцевитые темно-зеленые листья.