— В октябре — ноябре наступит разгар весны, ах, если б в ту пору вы вернулись сюда! — наивно восклицал Пьер. — На черном появится уйма зеленовато-белых, похожих на маргаритки, цветков до сантиметра в диаметре. К счастью и везению, — повторил Пьер, — дерево это все же встречается тут в разных местах, влажных, конечно, от хребта Лонг-Граунд до хребта Сича. Несколько деревьев растет с наветренной стороны Высокого пика.
Легко было догадаться по вдохновенному виду этого скромного человека в комбинезоне, что не так уж часто приваливало ему счастье находить слушателей, готовых разделить его пристрастие.
— А вблизи пика Дианы соседствуют и вовсе разные поколения. И какова инвариантность родни этих деревьев! А высота, подумайте, какая высота их обитания! У Кейсона, над дорогой Бейтс-Бранч и у дороги у гребня Сэнди-Бей! Вы, мистер Шерохов, покачали головой, как, мол, сыплю названиями, но ведь остров, вы и сами подтвердили, маленькая планета, и со своей историей, с древнейшей физиономией! И что ни место на нем, то поселение уникальных растений! Тут встречаются от полутора метров до четырех с половиной мужское капустное дерево, да и на склонах Центрального хребта и в долинах, ведущих к нему, сталкиваются нос к носу черные капустные и вот эти, о которых мы сейчас толкуем.
В век стандартизации и нивелировки, — с печальной гримасой сказал раздумчиво Пьер, — можно лишь удивляться, как тут еще соседствуют разные особи, мы могли б увидеть и белоствольное капустное дерево, стройное, с тонкими ветвями, но пощажу вас. А как хотелось бы пройтись по дороге капустных деревьев, единственной в своем роде!
Они распрощались. Пьер, уходя, воскликнул:
— Час, проведенный с вами, стоит нескольких месяцев жизни, да-да!
Пора было возвращаться на судно. Но еще спустились в глубокую долину. Под сенью высоких араукарий постояли молча возле небольшой ограды, поглядели на камень — тут было место первого захоронения узника. Едва выбрались на дорогу, увидели машину. Конечно ж Пьер, вернувшись, попросил консула выслать навстречу гостям авто. Шофер приветливо издали помахал им рукой.
— Передайте месье Мартино тысячу благодарностей, — сказал, усаживаясь в машину, Андрей, — мы уезжаем перегруженные самыми удивительными впечатлениями.
— Надеюсь, ваше судно выдержит их тоннаж? — ответил маленький пожилой шофер, с ходу оправдав репутацию французского остроумия.
— Вы выручили нас. Сегодня вечером мы ожидаем на судне визита учителей с вашего острова, радистов и, кажется, английского губернатора в придачу, — ответил Ветлин и осведомился: — Не захочет ли месье присоединиться к ним?
Шерохов неотрывно смотрел на мелькавшие за окном машины камни и кустарники.
— Надеюсь, — сказал он капитану, — наши отряды петрографов возвращаются сейчас на «Митурича», набрав всевозможные образцы базальтов. Все пойдет впрок, когда мы углубимся в характеристику поднятий подводного плато Святой Елены. А у меня, признаюсь, дух захватывает, что вот-вот и мы доберемся до хребта Китового и в ответ на все наши усилия, — а работа предстоит напряженнейшая, — он подаст голос. Ну, а остров не обманул наших ожиданий…
Уже в океане Ветлин, выверяя курс «Петра Митурича» по карте, сказал Шерохову — тот пришел разделить с капитаном ночную вахту:
— Встреча все же произошла, хотя б потому, что могли мы во что-то вглядеться и в себя самих. И в обстоятельства наших дней, они-то рельефнее проступают, когда пытаешься разобраться в прошлом, чье дыхание нет-нет, а обдает, даже обжигает нас. И еще подумалось после знакомства с Пьером, наверное, психологическая фантастика Саймака рождена доверием к природе, вот такой, как на этом потухшем вулкане.
— Саймак и вправду чем-то смахивает на Пьера Монестье, он как бы вступает в заговор с таинственными растениями, и вы, Василий Михайлович, правы, я даже подозреваю, наш новый добрый приятель состоит с ним в духовном родстве. Пожалуй, Кларк и Саймак только мне и по сердцу из всей фантастики. Ну, если не считать еще Шекспира, он дал им фору на четыреста лет вперед, а все ходит, хитрец, в реалистах.