Я принялся рассматривать густонаселенные стены. На них висело десятка три фотографий – какие-то в дешевых рамках из универмага «Вулворт», какие-то – в серебряных. Просто – вырезки из старых номеров «Серебристого экрана». Здесь было множество женщин – и ни одна не повторялась…
Самый старый из стариков сморщил лицо в подобие улыбки.
– Вот они, мои цыпочки – еще из тех времен, когда действовал мой вулкан…
Он прищурился, пытаясь разглядеть мое лицо сквозь густую сетку своих морщин, с тем самым выражением, какое бывает у человека, когда он лезет с утра в холодильник за смешанным накануне мартини.
– Приходится запирать дверь. Я подумал, может, это вы – тот, кто поднял весь этот хай…
– Не я.
– Значит, кто-то другой. А больше никто и не приходил, с тех пор как умер Лоуэлл Шерман.
– Зимой 1934-го. За десять минут – от двух болезней сразу. Рак и пневмония.
– Об этом же никто не знает! – воскликнул старец.
– Как-то в субботу, это было как раз в тридцать четвертом, я пошел в «Колизей» на футбол[339] и перед матчем катался на роликах. И увидел там Лоуэлла Шермана, он беспрерывно кашлял. Я тогда взял у него автограф и сказал: «Берегите себя». А через два дня он умер.
– Лоуэлл Шерман… – Он посмотрел на меня, и глаза его блеснули. – Пока вы живы, он тоже жив.
Клайд Рустлер рухнул на свой единственный стул и снова вцепился в меня взглядом.
– Лоуэлл Шерман… Вы-то, скажите мне, зачем притащились сюда, на верхотуру? Так ведь можно и умереть по дороге. Сам дядюшка Сид поднимался сюда раза два, не больше… Потом сказал – нет уж, хватит – и построил нормальную большую аппаратную на пару километров ниже, в реальном мире, если таковой существует. Я лично там не бывал… Что?
Он перехватил мой взгляд, блуждающий по стенам его доисторического жилища от одного вечно молодого лика к другому.
– Хотите, представлю вам моих маленьких хищных кошечек?
Он подался всем корпусом вперед и протянул руку.
– Эту звали Карлотта, или Мидж, или Дайана. Горячая испанская штучка… Кулиджевская Деваха в своей юбке до пупа[340]… Царица римская из молочной ванны Де Милля[341]… Женщина-вамп, ее звали Иллиша… Машинистка по имени Перл… Теннисистка из Англии – Памела. Или – Сильвия? Держала нудистскую мухоловку в Шайенне. Некоторые звали ее «Холодная Ханна, вампирша Саванны». Одевалась как Долли Мэдисон[342], пела в «Чае на двоих», в «Чикаго»[343], выскакивала из раковины – как будто она жемчужина рая, сам Фло Зигфелд[344] был от нее без ума. В тринадцать лет отец чуть не застрелил ее за не подобающее возрасту поведение – Уилла-Кейт. Работала в китайской забегаловке – Лайла Вонг. Победила на конкурсе красоты в Кони-Айленде, двадцать девятый год – собрала больше голосов, чем сам президент. Хороша Уилла – да не наша. Сошла с ночного поезда в Глендейле – Барбара Джо, и чуть ли не на следующий день возглавила Glory Films – Анастасия-Элис Граймз…
Он замолчал. Я поднял на него взгляд.
– Ну что, вот мы и добрались до Раттиган… – сказал я.
Клайд Рустлер вжался в стул.
– Вы сказали, что к вам уже много лет никто не заглядывал. Но сегодня… она ведь приходила к вам, не так ли? Вероятно, чтобы посмотреть вашу экспозицию. Приходила – или нет?
Старец уставился на свои пыльные руки, после чего медленно приподнялся и дунул в латунный свисток специальной трубы, встроенной в стену, по принципу мусоропровода – такие используют на подводных лодках, чтобы свистом вызывать кого нужно на другом конце и заказывать еду.
– Лео? Вина мне! Два доллара на чай!
Из горла трубы раздался искаженный связью голос:
– Вы ведь не пьете!
– А сейчас хочу выпить. И хот-догов!
Латунный раструб что-то проскрипел и умолк навеки.
Древнейший удовлетворенно крякнул и в молчаливом ожидании уставился на стену. Несчастные пять минут тянулись как пять столетий. Пока мы ждали, я достал блокнот и переписал туда имена с фотографий. Наконец, мы услышали характерный звук, с которым обычно хот-доги и вино ездят в кухонном лифте. При этом Клайд Рустлер так насторожился, как будто уже успел напрочь забыть о том, что у него в стене проходит труба. Возня со штопором, которым он открывал вино, присланное с нижнего этажа ангелом по имени Лео, отняла у него запредельное количество времени. Стакан был только один.
