На горизонте показалось что-то вроде столба дыма: миллионы крошечных зеленых завитых штопором червей поднимались в небо и расплывались облаком. Они мерцали в разрастающемся свете, создавая биолюминесцентный экран. Природа повсюду, где бывала Элви, оказывалась прекрасной. И жестокой. Она не знала, почему ждет от человечества иного. Зачем притворяется, что правила, применимые к пумам или паразитическим осам, не касаются ее. Кровь на когтях и клыках присутствует на всех уровнях развития. По Библии, даже ангелы убивали детей человеческих, если так велел бог.
Рой на горизонте окончил представление, означающее готовность к спариванию: свет погас, тела стали серыми. Облака окрасились розовым и красным, как на любой планете, где имелось достаточно кислорода, чтобы рассеивать коротковолновую часть спектра. Запах корицы усилился.
– Удачи, жучок, – пожелала Элви. – Пусть у тебя все получится.
Она вернулась в здание и вышла с другой стороны, где ее ждала машина.
Элви не стала обмениваться любезностями с шофером, просто села, и они углубились в огромный город, где как раз гасли огни, потому что взошло солнце. Высотки, улицы, склады и театры – больше всего это напоминало ей огромный улей.
С университетской стоянки она прошла к боксам. Кортасар сидел на скамейке у глухой стены куба, в руке держал чашку кофе, а на колене пристроил кукурузный маффин.
Он улыбнулся Элви.
– Прекрасное утро, а?
У него были темные глаза. Темные щеки в светлых пятнах недобритой щетины. Он выглядел профессором-химиком, а не чудовищем.
– Пора за работу, – сказала она.
Всю свою жизнь Наоми сталкивалась с проблемой: какой информации верить. К сети имели доступ несколько миллиардов человек и все новостные каналы, заполучившие передатчик, чтобы громко вещать о всевозможных точках зрения во все уголки и ниши Солнечной системы. А когда появились релейные станции у колец, информация и в дальние миры за вратами стала доходить со световым лагом всего в несколько часов. Чтобы разобраться в этой новой реальности, Наоми пришлось прибегнуть к моделям из древней истории, когда живой голос или метки на физических носителях были единственным средством хранения и передачи информации. В древней Северной Америке использовали так называемый пони-экспресс. Движимые лошадьми повозки переносили письменную информацию через огромные по тем временам пустыни. Так, во всяком случае, понимала Наоми, никогда не видевшая ни лошади, ни рукописного бумажного письма. Сейчас вместо лошадей были корабли и торпеды, письма превратились в сжатые информационные импульсы, а пустыни – в космический вакуум и пустоту со станцией-хабом в центре. Но в результате новости из дальних миров стали ненадежны. События на Обероне и в его системе приобретали преувеличенное значение, потому что о них она узнавала немедленно. Все, происходящее на Бара Гаон, в Лаконии или в Сол, на Фригольде, Новом Кипре или Гетене, стало чужим и экзотичным, как всякая редкость. Известие, что «двое врат потеряны», означавшее уничтожение врат Танъявура и Текомы и отрезанность систем за ними, только добавило ощущения огромности чего-то, случившегося в неизмеримой дали. Вселенная снова расширилась, и все, что было близко, отдалилось. Поступавшие сообщения стали драгоценны, как воздух на получившем пробоину корабле.
И потому пришедшее из Сол известие о гибели «Бури» прозвучало как откровение.
Информация поступила не от подполья. Бобби не прислала доклада, а если и отправила, бутылка затерялась при переходе или оказалась настолько медлительна, что обычные новости ее опередили. Наоми впервые услышала об этом по лаконской государственной станции, контролировавшейся губернатором. Сообщение, пропитанное яростью, должно было внушать страх. Террористы убили лаконского дипломата и похитили военную технологию, чтобы с ее помощью погубить защитника системы Сол. Если верить новостям, системе Сол грозил апокалиптический хаос и бунты. Лаконские войска готовились защищать невинных граждан от неизбежных вспышек репрессий и насилия.
Возможно, для слуха лаконцев это звучало убедительно. Въевшееся в кости убеждение, что все лаконское – благо, а все противостоящее – зло, складывалось в дьявольское слепое пятно в восприятии пропаганды. Для Наоми и Чавы это было разрешение долгого ожидания. Они теперь знали, как сработал план Бобби. Для остальных – простых граждан Оберона – сообщение стало свидетельством, что неумолимую машину Лаконии все же можно остановить. И
