Гнев Тиамат - страница 141
– Отчеты о перевозках за пять лет стерты, – сообщила Чава. – Начисто.
– Это не мы?
– Никто из тех, кого я знаю, – сказала она, наливая кофе. – Ты в сети ориентируешься лучше меня, так что…
– В таких случаях обращаются к сохраненным копиям, – ответила Наоми, принимая чашку. Она уже привыкла к заваренному во френчпрессе кофе. Он получался у Чавы крепким и горьким, и в нем иногда попадались кофейные крошки. Она заметила, что уже предпочитает его обычному, из корабельного автомата. – Похоже, кто-то добрался и до архива. Ввел такую историю, какой хотел ее видеть, и она теперь – официальная.
– Вот и мне так подумалось. Может, проявила самостоятельность какая-то из ячеек. Или гражданские зашевелились. Или криминал. Черт, и лаконцы могли воспользоваться случаем припрятать какие-то свои дела, чтобы свалить их на нас. Раньше не рисковали, а теперь рискнули. А здесь у нас что? Вариант того самого, что теперь происходит повсюду.
Астеры изначально имели дело с децентрализованной властью, вполне способной распространять приказы и куда менее способной их навязывать. Старик Рокку во времена ее радикальной молодости говаривал, что внутряки – это меч, который с убийственной силой бьет в одну точку. А Пояс – вода, стекающаяся со всех сторон. Гибель «Бури» в Сол фактически ничего не изменила для остальных систем. Дуарте и раньше не стал бы посылать своего «убийцу планет» для наказания за подозрительную утерю данных. Изменилось другое – вера живущих в системе людей, и возникшие сомнения проделывали все новые дыры и щели, создавали все новые возможности.
Власть Лаконии усиливало единое мнение, за которым стоял блестящий ум. В подполье, как было и в АВП прежних дней, сколько людей, столько и мнений, и даже формальный лидер, Наоми, могла подать всего один голос. Машина Дуарте имела ограничения. Если в любой данный момент происходило множество разных событий, у него на все не хватало объема внимания. В этом заключалась и его сила, и слабость.
– Завязываются и новые контакты, – сказала Наоми. – Со времени первого доклада мне сообщили о дюжине.
– Это хороший признак. Люди чувствуют, что волна пошла на спад.
– Кое-кто чувствует, – согласилась Наоми. – А у других свои соображения. Я не один месяц вычисляла, как внедрить к ним на службу наших людей. Они могут поступать так же с нами.
– Буду осторожна, – пообещала Чава. – Буду проверять прошлое, наблюдать за новобранцами, испытывать понемножку. Все как положено. Никому не позволю пробраться в кормовой шлюз.
– Все равно проберутся, – возразила Наоми. – Тех, кому доверяешь, тоже испытывай. Проводи проверки вразброс. И при этом пусть кто-то наблюдает за тобой. Это как с герметичностью скафандра. Каждый проверяет каждого. И будь готова к провалам, без них не обойдется.
Чава кивнула, отхлебнув кофе.
– Лучше бы ты осталась. В смысле приятно, что снова можно будет пригласить приятеля к себе домой, но… мне с тобой хорошо жилось.
– Несмотря на смертельный риск?
Чава была из тех, кто умеет хмуриться одними бровями.
– Может, как раз из-за него. Наверное, я адреналиновая наркоманка, а это плохо для менеджера арендной конторы. Если бы ничего этого не случилось, я бы в отпуске скакала между планетами, раскручиваясь пращой по инерционным орбитам.
Допив кофе, Наоми в последний раз отставила белую фарфоровую чашечку и обняла Чаву. Ее вещи в утягивающемся мешке уже стояли у двери. Сумка как раз умещалась под мышку. Наоми в последний раз обвела взглядом квартирку Чавы. Кухня, общая комната, проход к спальне, которую она, в сущности, не так уж долго занимала. Впрочем, достаточно долго, чтобы за это время все успело перемениться дважды, если не больше.
Ком у нее в груди не был печалью расставания. Ей нравилась Чава, и жилось здесь приятно, но она не чувствовала себя дома. Ее мучили мысли о своем доме. О людях, которых она знала дольше нескольких недель. От того, что такой дом у нее раньше был, делалось еще тяжелее. И семья была. Наоми никогда не перестанет по ней тосковать.
