Тереза подняла взгляд к камере. Холден ответил на четыре вопроса прежде, чем она их задала. Она не знала, можно ли теперь пропустить эту часть или надо заставить его повторить все снова.
– Как твой отец? – спросил в паузе Холден. – Нет, мне никто не говорил – я понял, что с ним что-то не так, по общей обстановке. К тому же он не пришел меня допрашивать. Мне казалось, что при сложившихся между нами отношениях должен был прийти.
«С отцом все прекрасно», – подумала она. Но не смогла себя заставить произнести это вслух.
– Не беспокойтесь о нем. Беспокойтесь за себя.
– О, этим я и занимаюсь. Весьма беспокоюсь за нас обоих. За всех нас.
– Что случилось с его телом? – спросила она, пытаясь вернуться к сценарию.
– Твоего папы?
– Тимоти.
– Не знаю.
Она помедлила. Живот у нее стянуло в узел, и в горле стоял ком. Теперь это было обычным делом.
– Он убит. Я видела.
– И мне так сказали. Он был хороший… ну, не то чтобы хороший человек. Но он старался. И был верен как черт. – Холден помолчал. – Он был мне братом. Я его любил.
– Чего добивается подполье?
Холден пожал плечами.
– Полагаю, пытается расчистить под сапогом твоего отца малость свободного места, чтобы хоть чье-то мнение что-то значило. Так делал бы и я на их месте. Продержаться. Только…
Холден встал с койки и заговорил прямо в камеру:
– Нельзя ли вырезать эту часть? Для нее это гнусно и все равно ничего не меняет.
Ответ последовал не сразу, но вскоре магнитный запор двери щелкнул, открываясь. Только вздрогнув от облегчения, Тереза поняла, как ей было страшно наедине с этим человеком. И как она рада, что хоть одна часть испытания позади.
– Они бы не позволили мне причинить тебе вред, – сказал Холден. – Даже если бы я захотел. Я не хотел, но даже если бы хотел.
Ее пронзил гнев, непредсказуемый и злобный.
– Вы теперь уже не танцующий медведь, – сказала Тереза.
Холден откинулся к стене, оперся на нее. Улыбнулся, и стало видно, что у него недостает глазного зуба.
– Зато приятно, что тебя принимают всерьез.
Дверь открылась, вошли два охранника и полковник Илич. Плитка пола скрипнула под их сапогами. Охранники держали руки на дубинках, но не вытаскивали их из петель на поясе. Пока нет. Илич взял Терезу за плечо и повернул к двери. «Если он назвался твоим другом, это правда». Она хотела бы поверить, но у нее не получалось.
– Все хорошо, – заговорил Илич, когда дверь камеры закрылась за ними. – Ты хорошо справилась.
Магнитные замки снова клацнули. Заперли Холдена. Ей стало немного спокойнее. Проходя по коридору, они миновали еще полдюжины таких же дверей. Если за ними были люди, Тереза не знала ни кто они, ни почему там оказались. Каждый день открывал ей теперь много-много нового.
С той дурной ночи Тереза сама чувствовала себя почти пленницей. Трехо вытянул из нее все, что ей было известно о Тимоти: как познакомились, что он говорил, что она ему говорила, как он ладил с ремонтными дронами, почему она никому о нем не рассказывала. Через несколько часов допроса Илич попытался вмешаться, но Трехо продолжал, пока она не расплакалась, и еще долго после того.
Тереза не помнила, сколько это длилось. Допрос повторялся, но занял он часы или дни, она не знала. Она перестала воспринимать время. Все как будто только что началось – и при этом продолжалось вечно. Она чувствовала себя марионеткой в чужой руке. Отбивалась ли она от Трехо, или сидела при останках отца, или ела, делая вид, что ничего не случилось, Тереза чувствовала, что она настоящая забилась в маленькую черную нору там, где раньше у нее было сердце.
Илич беседовал с ней о травмах, о насилии и обещал, что со временем ей станет лучше. Кортасар занимался ее здоровьем, сканировал мозг, брал кровь, но с ней почти не разговаривал. Это было к лучшему. Говорить ей не хотелось.
Если она засыпала, ей снились жестокие кошмары. Без кошмаров теперь не обходилась ни одна ночь.
Обзорная комната была выкрашена в успокаивающий, нейтральный оттенок зеленого. Здесь пахло чистящими средствами и перцем с ванилью от лаконских цветов, Трехо с Кортасаром стояли у объемного дисплея, просматривая крутящиеся на нем комплексные данные – как будто любовались волнами или облачным фронтом. Охрана заняла места у дверей, Илич прошел к экрану. Тереза подумал сесть в кресло, но до него показалось так далеко, что она просто опустилась на пол.
