Или Наоми просто пора выпить кофе и заняться делом. Тоже возможный вариант.
– Ты хорошо спала? – спросила Чава сквозь шипение и щелчки жарившейся на сковородке яичницы. – У меня редко бывают гости. Ты первая проводишь в гостевой комнате больше одной ночи.
– Прекрасно, – ответила Наоми. – Новости есть?
Чава поставила на стойку у локтя Наоми белую керамическую чашечку и рядом – стеклянный заварной чайничек, уже наполненный черным кофе.
– Комиссар с перевалочной базы сообщил о закрытии всего движения через врата до распоряжений с Лаконии.
Хитрый фокус при неработающих трансляторах. И еще, один грузовик, направлявшийся к кольцам, когда началось это дерьмо, по сообщению Союза перевозчиков, вез в систему Фархоум груз, без которого населению через год грозит голод.
Наоми налила кофе в чашку. В сияющей белизне собралась черная лужица, от нее поднимался пар. Судя по запаху, кофе был слабее, чем она привыкла. Она задумалась: понравился бы такой Джиму?
– А губернатор молчит?
– Радиомолчание, – напомнила Чава. – Ходят слухи, что губернатор уже давно брал откаты. И не совсем ясно, кому принадлежит его верность.
– Удивительно бодрит, – похвалила Наоми. Кофе на вкус оказался лучше, чем на запах. Еще один, раньше даже незаметный слой сонливости отвалился. И запах яичницы вдруг показался очень привлекательным.
Чава, заметив это, улыбнулась.
– Проголодалась?
– Кажется, да, – признала Наоми. – А местное подполье? Как смотрится? Что у него в запасе?
Чава пожала плечами.
– Я не все знаю. Саба держал нас по разным углам. Не уверена даже, что он сам в курсе всего, разве что знает, у кого спросить, если что. – Она спохватилась и, поджав губы, исправила оговорку: – Я хотела сказать: знал. Все не верится, что он…
– Понимаю, – остановила ее Наоми. – Без координации мы уже не подполье. Мы – тринадцать сотен подпольных организаций без связи друг с другом.
«Связь, – подумала она, прихлебывая кофе, – всегда была узким местом».
Чава встряхнула сковородку и слила пухлое желтое облачко на белую тарелку.
– Нам на пользу, что теперь есть тринадцать сотен разрозненных Лаконий. И даже меньше того. До многих малых колоний поставленные сверху губернаторы еще не добрались. Они практически свободны.
– И без поддержки, то есть под угрозой гибели. Есть подозрение, что «умереть свободным» хорошо только в ораторских речах.
– Правда, – согласилась Чава.
У яичницы был странный вкус. Плотнее и насыщенней, чем имитация, которую выдавал «Роси», и с другим послевкусием – Наоми еще не определилась: нравится оно ей или нет. Но ощущение наполненного желудка было прекрасным. И очень шло к кофе.
Чава не заговаривала о будущем Наоми. Обе понимали, что при таком количестве неизвестных нет смысла строить планы. Даже если бы нашелся корабль, готовый продолжить игру в наперстки, без Сабы некому было посылать ей данные для анализа и прислушиваться к ее рекомендациям. Место Наоми в подполье, существование самого подполья – все оказалось под вопросом. Они замостили провал гостеприимством и добротой. Наоми жила у Чавы как гостья. Спала в свободной комнате. Ела ее еду и пила ее кофе – как у сестры.
Ей непросто было свыкнуться с мыслью, что кто-то так живет. И даже не обычные граждане. Член подполья имеет симпатичную квартирку, тщательно продуманный вид из окна, свежие фрукты и кофе. Это выглядело так неестественно нормально, что представлялось приманкой в мышеловке. А сумеет ли Чава все это бросить, как Наоми бросила «Роси», Алекса и Бобби? Или привычный комфорт помешает ей уйти вовремя? Если случится настоящая беда…
– Что-то не так? – спросила Чава, и только тогда Наоми спохватилась, что угрюмо скалится.
– Я задумалась о… – Она поискала объяснений. «О том, что инстинктивно не одобряю твой образ жизни» звучало грубовато. – О диспетчерском управлении в пространстве кольца. Если тот грузовик все же совершит переход, ему придется идти вслепую. И всем прочим. – Проговорив это вслух, Наоми всерьез обеспокоилась. – И напор будет большой. Сколько колоний еще не добились самообеспечения? Какое-то время они подождут. Продержатся, затянув пояса, но рано или поздно придется предпочесть риск перехода верной гибели колонии.
