Князь Изяслав горько усмехнулся воеводе:
— Гордячка моя княгиня...
На другой день на конюшне, возле лошадей Вышатич разыскал своего верного гридя Порея. Тот только сопел, сильнее налегая на гребень, которым чесал бока лошади. Вышатич понял, что в сердце Порея кипит какая-то обида.
Ян выжидал, не начинал разговора. Но гридь упорно продолжал молчать. Тогда воевода решился:
— Возвращаться нам пора, Порей. Так велел князь.
— И слава Богу! — с неожиданной яростью согласился гридь. — Сам хотел просить воеводу об этом...
— Что так? — Вышатич осторожно оглянулся. Эта предосторожность понравилась Порею.
— Лукавые их челядины, — зашептал на ухо гридь. — Нашим лошадям в мешки... ячмень насыпали вместо овса! Чтобы наши кони зажирели и потеряли бег...
— Скажу князю!
— Не нужно. Я по-своему сделал.
— Как?
— Ячмень пересыпал в мешки их коням, а их овсом наполнил наши мешки.
— Лукавый еси, гридь, — засмеялся Ян.
— Должен быть таким... с лукавцами же...
— Ну-ну... За день приготовься в дорогу.
— Пане Ян! Пане Ян! — кричал, оглядываясь по сторонам, с крыльца постельничий князя. Увидев Яна на конюшне, бросился к нему. — Пане Ян! Князь Изяслав кличет. Там сольба[92] какая-то! От Папы Римского...
Изяслав с нетерпением ожидал Вышатича.
— Твой совет нужен, Яне. Послы от Папы Григория Седьмого прибыли. Из Рима. Епископ Беренский.
— Дивные дела твои, Господи... — растерялся Ян. — Чего-то им надобно?
Кто не ведал о грозном Папе Григории VII[93], который даже императора Генриха IV... на колени поставил в Каноссе... Дабы не посягал на всесилие владык Божьих...
Честь великая изгнанному русскому князю. Но за что?
Епископ Беренский ожидает их вместе с краковским князем Болеславом, приятно улыбается. Ясным внимательным взглядом смотрит в глаза Изяславу.
— Преосвященный отец Римской Церкви прощает твой грех, княже, что желал было с его врагом — Генрихом Германским — соединиться. Бог тебя наказал лукавством самого же Генриха.
— Наказал, отче, — вздохнул Изяслав, — Брат мой Святослав Черниговский купил Генриха русским золотом и серебром. Император и не дал мне своих кметей[94] против крамольника брата.
— Лицемерный Генрих уподобился окрашенному гробу, как сие говорится в Писании, сверху кажется великим и красивым, а в середине — полно костей, мертвечины и всякой нечисти...
— Грешен есмь, отче. Не ведал сего! Прозрел лишь нынче, — угодливо молвил Изяслав.
Вышатич удивлялся — откуда такое раболепие у князя Изяслава? Неужели годы изгнаний так сломили его гордыню?
— Если желаешь престольный Киев вернуть, обопрись на твёрдую руку Папы Григория. — Епископ с твёрдой ясностью посмотрел в лицо Изяслава, будто эту твёрдость хотел передать и князю.
Изяслав непонимающе уставился на епископа. Вышатич не выдержал, шагнул к епископу.
— Князь Изяслав уже возвращается в Киев. Кияне зовут Изяслава.
— Но! — поднял вверх палец епископ.
— Митрополит киевский, правда... Иоанн...
— Он есть схизматик, как и патриарх Михаил Кируларий! Они преданы анафеме истинною Римской Церковью! Новый патриарх — также еретик и схизматик. Все его митрополиты и епископы — суть руки диавола. Только Римская Церковь знает меру воздаяния за грехи.
— От греха разве можно избавиться, отче? — удивился Изяслав.
— Можно, коль проявить заслуги сверх положенных.
— Но ведь сущность Бога Отца, и Бога Сына, и Бога Духа...
— Это схизматицкое толкование Бога! Бог единый, неделимый! — страстно заговорил посланец Григория VII. — Но князь Изяслав должен дать вначале обещание, что прогонит из Руси греков-ромейцев и всех еретиков-православных.
Ян Вышатич от радости даже ногой притопнул.
— Непременно прогоним, отче, сих пронырливых татей церковных! У нас должны быть свои митрополиты — русские. Как того желал Ярослав Мудрый.
Епископ сложил руки на груди. Отрицательно покачал головой.
— Русской Церкви должно перейти под покровительство и благословение Римского Папы. Только он имеет право на вселенское владычествование. Знай, князь, Папе Римскому от Бога даны два меча: один меч — духовный, другой — светский. Этот последний он может отдавать избранному им государю. Нет власти более высокой, чем власть Папы!
