Мятежи иудеев подавляли. Их везде казнили. И снова начиналась волна выселений в окрестные земли и в Хазарию, где не было христиан-гонителей. Остававшихся насильно крестили, особенно же при царе Ираклии и Льве Исавре. Многие крестились лишь для вида, оставаясь в душе сторонниками своей веры. Этих христиан называли жидовствующими и также преследовали и изгоняли из страны. Так на протяжении столетий в Хазарии собралось много иудеев — купцов, ремесленников и ростовщиков.
Здесь их никто не трогал. Их вера свободно процветала рядом с христианской и магометанской, боровшимися за своё преимущество. Тогда и иудеи начали притягивать на свою сторону прозелитов[165], вопреки учению Талмуда, запрещавшего распространять иудейскую религию на инородных. Но чем хуже вера иудеева христианской и магометанской? Она самая древняя из этих вера. Она также имела свои священные письмена, большую писаную историю. И если бы знать хазарская приняла её, явился бы на землю иудейский мессия. Окончились бы переселения иудеев, мытарства из одного полона в другой... Хазария могла бы стать новой землёй обетованной...
Хазарская знать понемногу втягивалась в новую веру. Через браки с богатыми иудеями, освящением детей, родившихся от этих браков, новой верой. Таким был хазарин Булан, прославивший своё имя в войнах с арабами. Мать его была иудейской веры, и жена — Серах, и тесть также принадлежали ей. Поэтому Булан вскоре полностью перешёл в иудейство и принял имя Сабриэль. Поддержанный богатством зажиточных иудейских общин, он стал опорой кагана, который после арабского нашествия искал поддержки у подвластных вельмож. Сын Булана-Сабриэля — бек Обадий первый потеснил кагана-язычника от власти и стал при нём соправителем.
Каган принял иудейскую веру. Все приближённые его и бека Обадия, кто желал быть при власти, стали переходить в новую веру.
Эта вера должна была принести Хазарии независимость от христианского и магометанского мира. Однако эта вера не могла стать опорой правителей в соединении всех племён и народов, бедных и богатых разнородцев. Ибо она не могла освятить их единой любовью к единому Богу-творцу, защитнику их богатств и судье за грехи. Потому что вера эта прокладывала путь в царство Божие не всем, кто брал её в сердце, а лишь одному — избранному — народу. Бог Яхве возлюбил только один народ — иудейский — и только его избрал для господства над другими. Иные племена и народы были отвержены им. Талмуд учил, что тот, кто исповедует его веру из других племён, это «проказа Израиля».
В Хазарии новую веру приняли только избранные — каган, бек-царь и их окружение. Они должны быть возлюблены Богом и избраны им. Орды кочевников, земледельцы-поселяне, рыбаки, гражане-язычники были только гноем, униженными рабами, которые должны были работать для избранных.
Новая вера ещё больше разъединила Хазарию. Начались многолетние усобицы и войны за власть. А кочевые орды печенегов, угров-мадьяр и других племён, нападавших с востока, терзали Хазарский каганат. С запада же теснила его Киевская Русь, выросшая в Поднепровье... И никто не мог остановить межусобиц и войн — между беками и тарханами-вельможами Хазарии, которые сами наводили кочевников в свои земли.
Население почти всё было перебито. Брат Обадия Ханукка перехватил власть в свои руки и опёрся на армию, набранную из магометан. Начались гонения на христиан. Византийский патриарх Фотий посылает для защиты своих единоверцев проповедников Константина-Кирилла и его брата Мефодия[166].
Они освободили из плена многих христиан и дали им в руки своё оружие — слово Божье для проповеди своей веры. Силы Хазарии таяли. Она отбивалась от печенегов и угров, а потом и Византия подняла против неё соседние племена — аланов-ясов. Теперь Хазария стала ер не нужна в борьбе с арабами. Новая держава расправляла плечи на Поднепровье — Русь... Нужно было её теперь остерегаться больше, чем арабов.
О Руси заговорили в странах Закавказья и во всём христианском мире после похода русичей на Цареград в лето 866-е[167]. Это тогда патриарх Фотий злобствовал: «Народ неименитый, народ ничтожный, народ, который стоит на уровне рабов...»
