На коне еду, змеёй погоняю, всем твоим неприятелям и супостатам рты позакрываю... Гадючий хвост, а червячье чрево, яко придёшь, брат, к ворогам, кабы стали они как сухое дерево... Кабы стены, за которыми спрятался со дружиною, были немыми, кабы потолки лишь поднялись... Мои тихие речи мои горячие мысли на добро Киевым воям кабы повернулись...
Щек разослал мечников, чтобы разыскать сестру. Щек злобился — каган Трухан нашлёт орду, а он непривычен к сече. Не умеет и меч двусечный в руках держать. Он умеет лишь тихо выжидать да крадучись к властвованию добираться. Хорив-Горив закрылся в своём тереме. Не он старшинствует над полянами, не ему и выкручиваться...
Щек послал гонцов к Трухану:
— Сбежала сестра Лыбедь, подожди...
— Не хочу ждать! — отвечал Трухан.
Покатилась орда к Днепру, вдоль левого берега, вверх по течению. Напротив Киевой горы начали переправу реки — и заняли большой остров, выгнувший свою зелёную спину посередине реки. Остров зарос кустами ракитника, густыми камышами. Ордынцы отдыхали на нём. Высматривали, куда лучше причалить, чтобы сразу захватить Киеву гору.
Сбежались из окольных селений поселяне, схватились за мечи.
Щек сказал:
— Нас мало, и биться с большой ордой нет сил. Разыщите Лыбедь — заплатим ею кагану за волю свою.
Поляне же ответили:
— Такого не бывало в нашей земле, дабы волю неволей покупать.
Сели в челны-лодии и поплыли к острову. Оттуда навстречу им бросились ордынцы на лошадях. Обступили смельчаков, и началась сеча на воде...
Покраснел Днепр-Славутич от людской крови. Щек же стоял на своей горе и выжидал — кто победит.
Увидела Лыбедь ничтожность своих братьев. Прыгнула в челнок из камышовых зарослей, где пряталась от глума, направилась в самую гущу сечи. Подняла весло, яко меч. Крикнула:
— Остановитесь, кияне-братья! Не сиротите своих чад! Я пойду сама к кагану. Своей волей. Пусть отступится от нашей земли!
И поплыла к левому берегу Днепра. Там сидел в золотом ромейском седле старый степной ворон Трухан.
Лыбедь вышла из челна, выпрямилась пред ним, взмахнула русыми косами.
— Хочу, чтобы каган взял меня сам — по обычаю моего рода. — И смело посмотрела в широкое обрюзгшее лицо Трухана, которое лоснилось на солнце. — Садись в мой чёлн.
Каган тяжело шлёпнулся из седла на землю, пересел в её чёлн, и они вдвоём поплыли к острову посреди Днепра.
Вышли на песчаный берег. Трухан дёрнул её за косы.
— Моя!
— Нет, — спокойно посмотрела ему в глаза Лыбедь. — Не твоя!
Выхватила из-за пазухи длинный нож и ударила им кагана в грудь. Трухан удивлённо вытаращил на неё глаза, тяжело осел на песок, руками загребая траву.
Лыбедь же села в чёлн и поплыла к Почайне. Крикнула своим воям:
— Каган Трухан уподобил навеки сей остров! Больше не будет просить нашей земли!
— Слава тебе! — кричали кияне.
Орда бросилась бежать назад. Подалее от этих людей, у которых и девицы умеют постоять за себя, как воины. Орда откатилась в далёкие степи.
С тех пор тот остров на Днепре называется Трухановым.
А Кий ничего об этом не знал. Не торопился в земли приднепровские. Гремела слава его на Дунае. Вместе с ромейскими когортами Анастасия он теснил кочевников, наседавших на империю. Вечерами отдыхал на берегу Дунай-реки. Прислушивался к ласковому плеску волн.
Богата здешняя земля. Тяжёлым колосом звенит плодоносная нива. Сладкие плоды созревают в садах. А рядом — берега Понтийского и Эгейского морей. Здесь перекрёсток торговых путей от греков и арабов к кельтам, германцам, свеям, галлам. Вокруг расселились славянские племена... Средина его владений может быть и здесь — на Дунае...
Плещут волны на камышовый берег. Напоминают о плеске Днепра-Славуты и Почайны. Велики пространства его владений. Ибо велик народ славянский... Его держава может подняться на этих раздольях славянских. Она будет соперничать с Византией. Недаром Анастасий предлагает ему в жёны свою престарелую сестру и советует принять его веру — веру в Христа. Боится он объединённой силы славян. Но Кий дал обещание дочери Будимира — Любаве. Её и возьмёт в жёны. Привезёт сюда... Воздвигнет для неё терем в своём Киевце.
