Давно над днепровскими взгорьями плыло ясное утро. А Нестора не оставляли видения-сны. Перед глазами всё ещё стоял седоусый широкоплечий Полянский князь Кий с тонким кожаным ремешком на челе, подвязывавшим волосы. Златокосая княжна Лыбедь... Пепелище Щекавицы... И Перун, защитник племён славянских.
Наконец стряхнул с себя сон и увидел, что через узкий вход его пещерки кто-то уже просунул ему кусок сухой перелечи и поставил глиняную кружку с водой.
Позавтракал. Поблагодарил Бога. А мысли его всё ещё лихорадочно витали то над разорёнными дулебскими оселищами, то над Княжьей горой... Новый град старого Кия теперь не там. Перенесли с той-горы за Боричев обрыв, на большую плоскую равнину. Нынче там и кафедральная София, и Бабин Торжок, и квадрига медных лошадей, которых ещё князь Владимир Великий привёз из Херсонеса и поставил на площади Бабиного Торжка. А Торжок этот также отодвинулся, ближе к спуску на Подол...
Нестор сел на скамью. Тугой пучок солнечных лучей осветил его полку, которая служила ему столом, и старый обрывок смятого пергамена. Это от него и начался его сон-видение. Начитался всяческих старых сказов, потом волей Бога или диавола — этого не знает сам — всё это ожило в его памяти и в его душе... Грешен бо есть! А может, и не от греха это, а перст Божий указывает ему на то, что должен он написать в своей летописи. И эту правду или легенды, сохранённые в старых обрывках письмён, которые черноризцы в слепоте своей веры везде уничтожают, угождая властелинам своим...
Он должен записать правду о князе Кии. О вечевом князе Полянского племени, который ходил и в Византию на призыв самого царя, и на Дунае громил орды кочевников...
Нестор вылез из своей пещерки и быстро пошёл к монастырскому подворью.
Черноризая братия, уже копошившаяся на огородах и возле хозяйских построек, удивлённо поглядывала на пещерника. Брат Нестор чем-то растревожен — не добыл своего поста в пещерке, торопится к келии... Наверное, какое-то откровение посетило ночью их книжника.
А Нестор уже писал: «И было три брата: один по имени Кий, другой Щек и третий Хорив, а сестра их была Лыбедь... И сотвориша град во имя брата своего старейшего и нарекоша имя ему Киев...
Иные же, не сведущи, рекоша, яко Кий есть перевозник был, в Киеве бо бяше тогда перевоз с оное стороны Днепра, отчего и говорили: на перевоз на Киев. Аше бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы ко Царьгороду; но сей Кий княжил в роде своём и ходил он к царю, и великую честь приял от царя... Пришёл на Дунай и возлюбил место это, и срубил градок мал, и хотеши сесть с родом своим... и доныне наречают дунайцы сие городище Киевец...»
Что же было потом, после Кия, на нашей земле? Об этом также нужно записать, как рассказали старые письмена: «Следом за тем по смерти братьев сих, полян теснили деревляне и иные окольные люди. И нашли их хазары, сидящими на горах сих в лесах, и рече хазары: «Платите нам дань...»
Нелёгкие времена пришли для многих славянских племён.
Высокий, сутуловатый Нестор-книжник шёл, пошатываясь, через двор обители. И снова удивлённые взгляды братьев черноризцев провожали его. Опять Нестор куда-то торопится. Наверное, в Киев-град. Ко старому боярину Яну Вышатичу или ко князю Святополку. Велеможные киевские мужи будут угощать его медами и заморскими лакомствами... Сладкими речами... Ибо желают попасть в летопись, имя своё увековечить, коль не деяния...
А им, серым и тёмным, недоступны ни хоромы велеможные, ни почести. Им остаются одни молитвы... да тяжёлый труд в монастыре... Но им недоступно и понимание того, что это уважение, которым пользуется летописец, даётся ему самым тяжким трудом, трудом, порождающим бессонницу, сомнения, угрызения совести. Не понять им того, что за каждым словом — долгие дни и ночи терзающих раздумий. Где им знать о сём? Они живут лишь собственными болями и собственными мучениями, скованы страхом потусторонней кары и боятся этого страха настолько, что не осмеливаются любить жизнь! Истязают себя во имя того, чтоб на том свете попасть в небесное царствие... Из-за этого страха не способны подняться над собой мыслями и проложить путь для тех, кто идёт вослед... Более умных — ненавидят и не терпят рядом с собой.
