Глиф - страница 45
Наконец взрослые, улыбаясь и смеясь, нашли меня.
– Детишки, – сказал Чхайн.
– Ишь какой шустрый, – заметил дядюшка Нед.
– В крови, – ответил Чхайн, и все рассмеялись.
Мадам Нанна снова взяла меня, прижала к груди и игриво подбросила пару раз.
Датчик давления использует индуктивное устройство для пересылки данных, подключенное к электронному реле времени в блоке управления. Два вакуумных анероида приводят в движение сердечник внутри трансформатора, тем самым меняя его индуктивность. При закрытом клапане давление в патрубке падает, анероиды расширяются и выталкивают сердечник из магнитного поля. Индуктивность снижается, генерируя короткие импульсы.
надрез
Возникает вопрос, особенно если ты предпочитаешь молчать: обладает ли сам голос феноменологической ценностью, есть ли у него трансцендентность. Есть ли у голоса облик? Может ли голос быть хорош? И производит ли голос, звучащий голос, говорящий голос, тот же эффект, что и голос на письме? И могут ли они работать вместе или друг против друга, или даже, быть может, совместно отрицать всякий смысл? Такие вот соучастники, звук и знак. Голос я умел менять уже тогда: писал им то детскую записку, то ехидную, то страшную. Но это всегда бывала записка. Сотрудники смотрели на нее и спрашивали: «Что там написано?» А не: «Что он сказал?»
мост
– Слышите, не бросайте меня здесь с этой женщиной, – крикнула доктор Дэвис через ржавую, но прочную решетку камеры. Она оглянулась – Штайммель сидела по-турецки на нижней койке, на голом матрасе, глаза закрыты, распущенные волосы растрепались по лицу. – Слышите!
– Захлопни пасть, – сказала Штайммель, так и не открывая глаз. – Я тебя не убью. Пока что.
– Охрана!
Штайммель открыла глаза и посмотрела на Дэвис:
– Что вы с этим недоумком Борисом там хотели?
Дэвис повернулась лицом к Штайммель, для равновесия вцепилась в прутья за спиной, сделала жесткое лицо:
– Мы? Ну – ты же не собиралась делиться мальчиком.
– Еще бы.
– Но ты его украла.
– Что вы задумали?
Дэвис растерялась:
– Вопрос не по сути.
– Да нет, как раз по сути. Ты не хуже меня знаешь, что могло получиться из этого сопляка. Мне просто немного не хватило времени.
Дэвис осторожно направилась к койке, где сидела Штайммель:
– Не понимаешь – именно потому нам и надо сотрудничать. Если взглянуть на тему под двумя разными углами, больше шансов разобраться.
Штайммель снова закрыла глаза.
– Нет, не отмахивайся от меня. Послушай, если поработать над ребенком вдвоем, то… кто знает? Я и ты, Дэвис и Штайммель, мы могли бы в один момент распотрошить эту мелюзгу на благо науке.
Штайммель открыла один глаз и взглянула на Дэвис.
– Штайммель и Дэвис. Но пока я тебя не придушила, подумай вот над чем: мы не только сидим в тюрьме, за решеткой! в каталажке!! в кутузке!!! мы даже не знаем, где этот ссыкун!!!!
– Я в курсе. Ну а если сбежать?
– Сбежать? У тебя… – Штайммель остановилась, подняла глаза к потолку, вытянула шею и выпрямилась. – Если тупая, необразованная, неотесанная деревенщина вроде Джеймса Эрла Рэя[224] может выбраться из тюрьмы, чем хуже пара пробивных девочек из Вассара,[225] докторов философии после Лиги плюща?
– Ну вот, другой разговор.
(х)(Рх → ~Дх)-(х)[(Рх amp;Пх) →~Дх]
Когда мы вернулись в детскую, сотрудники и дядюшка Нед начали дебрифинг. Я сидел за столиком, передо мной лежал блокнот, а мадам Нанна, пристроившись сзади на полу, терла мне шею. Несомненно, она рассчитывала, что я расслаблюсь и информация потечет беспрепятственно. Я срыгнул для них все, что видел, но ничего не снабдил контекстом. И все же они пришли в явный восторг от уравнений, телефонных номеров и схем. Их эксперимент удался, решил я. Я с самого начала понял, что как таковая собранная информация никому не нужна; важно то, что я действительно прошел задание и выполнил миссию. Я функционировал. Более того, был в полностью эксплуатационном и рабочем состоянии. Сразу после беседы дядюшка Нед позвонил президенту и сказал: демократии и бейсболу ничто в мире не угрожает, можете совершенно безнаказанно отправляться в Палм-Спрингс играть в гольф.
