— Да, Эрлин. Даже если они считают тебя богом… Тем более, если они считают тебя своим богом, своим кумиром. Божества порой так беспечны. Живут, царствуют, исполненные величия и благосклонности… И не ведают, какую они способны вызывать любовь. И какую ненависть…
Айнагур замолчал и отвернулся, как будто что-то увидел за окном. Он уже не в первый раз напомнил Эрлину подстреленную птицу. Хищную, когда-то очень грозную, а теперь беспомощную и уже давно отчаявшуюся взлететь.
— Выходит, твоя любовь ко мне тоже может перерасти в ненависть?
— Нет, Эрлин. Никогда. Уже хотя бы потому, что я устал ненавидеть. Так устал, что даже не могу по-настоящему ненавидеть своих врагов. Моя любовь к тебе ни во что не перерастёт… Расти ей некуда, потому что любить ещё больше невозможно. Моя любовь к тебе всегда останется любовью. Но есть другие люди. И как бы они тебя ни любили, ни почитали, раздражать их не стоит. В Сантаре никогда не боялись белых вунхов, но среди твоих подданных много валлонов, и хотя сейчас они не трепещут перед демонами, которым поклонялись их предки в Валлондоле, страх перед Арной и её слугами ещё жив в народе. А недовольство народа — опасная вещь. Особенно если учесть, что на этом могут сыграть твои противники.
— Ты имеешь в виду Канамбера?
— Не только. После твоего запрета на изготовление хармина врагов у тебя прибавилось. И заметно.
— Мне это тоже заметно, — усмехнулся Эрлин. — Но я верю, что друзей и сторонников у меня всё-таки больше. Канамбер меня давно уже тревожит. Он явно что-то замышляет. Амнита его терпеть не может, а она редко ошибается в людях. К тому же, она давно его знает.
— Она также знает, что Канамбер давно уже по ней сохнет. Согласись она на связь с этим человеком, тебе было бы легче им управлять. По крайней мере, ты бы больше о нём знал…
— Я не могу требовать от своих друзей подобных жертв, — нахмурился Эрлин. — Канамбер ей противен.
— Ей противны все мужчины…
— Это её дело, Айнагур. И довольно об этом. Канамбера раздражает не столько запрет на изготовление хармина — его личных запасов, думаю, хватит надолго, сколько мой дайвер. Потому-то я и разместил на Агерланде целый отряд. А за Канамбером следят. Уже полгода.
— И что?
— Пока ничего. Похоже, он почуял слежку. Ни одного лишнего шага, ни одного лишнего слова. Прослушиваются даже его разговоры по лонгатору. И здесь, и в Хортанге, и в Сахуне.
— Повелитель, ты уверен, что все лонгаторы у тебя под контролем?
— Конечно. Их ведь немного. Я схему проводов наизусть знаю. Канамбер — тонкая штучка. Я уверен, он что-то заподозрил и теперь затаился. Ладно… Следить за ним всё равно не перестанут. Меня сейчас куда больше волнует мой дайвер.
— Я слышал, ты уже летаешь…
— Да, мы проводим испытания.
— Я ведь шёл сюда, чтобы поздравить тебя, мой повелитель…
— Поздравлять ещё рано.
— А я верю, что у тебя всё получится. У тебя же всегда всё получалось, Эрлин. Ты так мечтал летать, а теперь… Мне кажется, эти полёты не доставляют тебе удовольствия…
— Тебе это действительно кажется, Айнагур. Я просто очень устал.
— Не буду тебя больше утомлять, — абеллург слегка поклонился и повернулся, чтобы уйти.
— Подожди, Айнагур, — остановил его Эрлин. — Я хотел спросить… Ты тут кое-что не договорил. Ты сказал, в Валлондоле белых вунхов не держал никто, кроме… Кроме кого, Айнагур?
— Кроме служителей Арны.
— Тот, чей вунх тебя напугал, тоже был служителем Арны?
— Пожалуй, да.
— Пожалуй? Так нет или да?
— Вообще-то он не служил в храме Арны. Он был младшим сыном правителя. Но однажды он узнал, что богиня отметила его…
— Богиня? Ты сказал — богиня! Значит, ты всё-таки считаешь её богиней.
— Когда-то считал, мой повелитель. Ведь я родился и вырос в Валлондоле.
— А как звали этого человека? Случайно не Ральд?
— Почему ты так решил?
Айнагур был явно растерян, хоть и старался это скрыть.
— Я ничего не решил, я просто спрашиваю, — пожал плечами Эрлин. — А ты почему-то отвечаешь вопросом на вопрос. Впрочем, если не хочешь отвечать, я не настаиваю. Ты предпочитаешь не вспоминать о том, что тебя напугало или причинило тебе боль, и это твоё право. Пожалуйста, не думай, что Гинта подарила мне Рона назло тебе. Она понятия не имеет о твоих страхах.
