В последнее время Гинте постоянно снились кошмары. Сны, которые она уже когда-то видела. Круглолицый каменный великан, заглядывающий в пещеру, где она спала… Чёрная рука, которая тянулась к ней из темноты и вслепую искала её, шевеля длинными, похожими на гинз пальцами. Гинте было страшно, но она даже не пыталась спрятаться. Она знала, что её всё равно найдут. «Не бойся, не бойся, — шептал ей чей-то тихий, вкрадчивый голос. — Не бойся вечности, дитя. Вечный сон — не так уж и плохо… А если Трёхликая тебя разбудит, ты сможешь вечно наслаждаться своим бессмертием…» — «Не хочу! Не хочу!» — противилась Гинта, но какая-то невыносимая тяжесть давила ей на грудь и сковывала члены. Она чувствовала, как цепенеет тело, и знала — ей не вырваться. Однажды к ней подбежал золотой зверь и, лизнув ей руку, сказал: «Чего ты боишься? Мы снова вместе. Я так долго по тебе тосковал…» — «Синг! — обрадовалась Гинта. — Где ты был?» — «Как — где? — удивился зверь. — Я столько лет провёл на одном месте. И почему ты называешь меня чужим именем? Неужели ты не помнишь, как меня зовут?» — «Нури…»
Гинта проснулась. В соседней комнате плакал ребёнок. За окном горели огни, и все шторы были разукрашены мутными цветными пятнами. Раньше, помимо фонарей, Ингатам освещали диуриновые и хальционовые статуи. Теперь их обломки устилали границу Ингамарны и Спящих Земель. Слуги пока наставили в саду простых фонарей. Украшать Ингатам было некогда. С этим можно подождать до весны. Главное сейчас — осветить его получше. Вся Ингамарна сияла огнями. И не только Ингамарна. Люди повсюду сражались с темнотой. Ночь, тем более такая длинная и тёмная, — хорошее укрытие для врага. Мало ли откуда он ещё может появиться.
Снегопад, длившийся трое суток, закончился. Теперь хоть в саду не чернели ямы и глубокие борозды, которые оставили здесь ожившие изваяния. Припорошённый снегом Ингатам выглядел если и не нарядным, то, по крайней мере, не производил угнетающего впечатления.
В последнее время Гинте было особенно одиноко. Амнита уже несколько дней как улетела в Эриндорн. Должна же она поближе познакомиться с огромной стальной птицей, которая позволит ей достичь обители Трёхликой и войти туда, несмотря на плотно запертые ворота… Когда Гинта об этом думала, у неё окончательно портилось настроение. Она два раза слетала в Эриндорн, но ненадолго. Она знала, что сейчас её место в Ингамарне. Гинта следовала правилу, которого уже не одну тысячу лет придерживались её облечённые властью предки: в тяжёлое время правитель должен быть со своими подданными. Гинта чувствовала, что они в ней действительно нуждаются. Не только в её колдовском искусстве, но и просто в её присутствии здесь. Её настроение передавалось и воинам, и слугам. Видя, как ей заглядывают в глаза, Гинта старалась казаться спокойной и весёлой, и ей это удавалось, а оставаясь наедине с собой, она подолгу делала упражнения, помогающие снять напряжение. Она часто поднималась в комнату с камином и смотрела на портреты родителей. Ранх и Синтиола умерли, когда им было столько же, сколько сейчас Эрлину и Гинте. Двадцать и восемнадцать…
«Наверное, мне никогда не удастся пожить спокойно и счастливо, — думала она. — Мы с Эрлином никогда не будет сидеть зимним вечером у камина в окружении наших детей. Мне некого было называть матерью, и никто так не назовёт меня. Что ж… Если роду Диннувира суждено прерваться, значит так угодно судьбе. Он вернулся в этот мир, чтобы помочь людям. Возможно, ему… то есть мне… предстоит достигнуть ещё большего могущества, чем в прошлой жизни, но… Неужели, возвращаясь сюда, он втайне не надеялся обрести счастье?»
Нури ей больше не снился. Странно… Тогда у неё тоже был любимец сингал. Его душу вселили в изваяние, стоявшее у ворот царского дворца в Сингатаме. Золотой зверь, который когда-то охранял дворец, потом три тысячи лет охранял одинокую аркону. Недавно он защитил Хаюганну от полчища дикарей, а теперь застыл на берегу замёрзшей Хонталиры, словно размышляя, куда ему пойти и что вообще делать дальше… «Мы снова вместе… Я так долго по тебе тосковал».
