— Да.
— Он выкинул бы отравленный бачок, положил ампулу с синильной кислотой, пилочку и обломки стекла рядом со стаканом, из которого пила его жена… а она была бы уже мертва в течение нескольких часов, пока он находился в больнице, а вы, как я предполагаю, на каком-нибудь приеме?
— Именно так.
— Превосходное преступление! Только… В механизм попала песчинка, и убийца погиб раньше своей жертвы!
Она закрыла лицо руками.
— Умоляю вас, не говорите так!
— Прошу прощения, но вы самая что ни на есть сучка, Элен! Значит, ваши телефонные звонки, молчание, ожидание внизу, в такси, — все это было для того, чтобы проверить, жива ли еще Люсьенн? Вроде как щупают пульс умирающего!
Я смолк: внезапно мне подумалось об ужасной, чудовищной вещи: отравленный лед по-прежнему находился в холодильнике Массэ! Совсем недавно я собственными руками приготовил стакан виски для Люсьенн. И она чуть не опорожнила его! А прежде чем уехать, я посоветовал Салли, дожидаясь меня, немножко выпить.
А Салли всегда пила скотч, разбавленный водой и со льдом!
Меня охватило страстное желание убить. Думаю, что еще чуть-чуть — и я бы свернул шею этой ядовитой змее, Элен. Салли! Моя дорогая Салли! Я сам вызвал ее от Фергюсонов… Я… Она оставила наших малышей, чтобы приехать в эту квартиру, где, я чувствовал — мы чувствовали это все трое, — притаилась смерть, и вот…
Затем на меня обрушилось состояние полной прострации. Я не мог ни двинуться, ни говорить, мысли застыли, как в летаргии. Еще немного погодя, так же внезапно, мне удалось вырваться из своего оцепенения.
— Номер телефона Массэ! Быстро! Быстро! Быстро!
Она вздрогнула.
— Но…
— Да поймите же, наконец, там моя жена.
— О! Боже мой! Звоните: Майо 58–14.
Я схватил трубку. Портье чуть задержался с ответом. Меня разрывало отчаяние.
— Слушаю.
— Срочно соедините меня… Нет, не надо.
Я вспомнил, что штепсель от телефона Массэ, оборванный мной, когда я выскакивал на улицу к приехавшей Салли, лежит в моем кармане.
* * *
Увидев, как я перескакиваю через шесть ступенек подряд, лысый толстяк, наверное, подумал, что я сошел с ума и перерезал горло постоялице их отеля. Выскочив на улицу, я бросился к своей машине.
Я повторял про себя:
— Салли! Моя Салли! О Господи! Сделай так, чтобы ей не хотелось пить! Сделай так, чтобы она ничего не выпила! Если я найду ее мертвой, я убью это чудовище, эту девку!
У Порт-Майо я чуть не протаранил такси, водитель которого наградил меня потоком ругательств. Я знал, что в Булонском лесу скорость ограничена, но на широких аллеях, превращенных дождем в каналы, где туман не казался слишком густым, выжимал сто пятьдесят километров в час.
Наконец бульвар Ричарда Уоллеса! Черные решетки, как будто выписанные тушью! Белый фасад надменного дома, в котором, возможно, уже лежат два трупа… Свет в гостиной горел. Я немного постоял у машины, надеясь увидеть за шторами милый силуэт Салли, но широкий квадрат окна был пуст, как экран сломанного телевизора.
Салли! Моя Салли! У Фергюсонов спали, наевшись до отвала сладостей и вдоволь навеселившись, наши малыши.
Все смешалось в моей бедной голове. Если бы я был более сильным человеком! Если бы не нуждался в присутствии жены…
Я чуть было не заорал снизу: «Са-алли-ии!» Мне казалось, что, если я позову, она появится, а если поднимусь наверх…
У консьержки, наконец, горела лампочка. Ее муж что-то косноязычно бормотал, а она после каждой его фразы отвечала: «Тихо! Тихо!»
Я поднялся наверх.
На лестничной площадке я прислушался к звукам в квартире. За дверью царила полная тишина. Тишина… да, мертвая тишина! Я бесшумно открыл дверь. В квартире была атмосфера роскоши и потрясения. Из гостиной лился обильный свет. Готовясь к худшему, я сразу направился туда. Если бы меня приговорили к расстрелу и унтер-офицер отдал приказ взводу: «Цельсь!» — и то бы я не был более напряжен.
Никого!
Я позвал, сначала тихо, затем громче:
— Салли!
Никто не отвечал.
Я повторил, еще громче:
— Салли! Салли!
Теперь я не торопился. Я знал, пока буду звать ее, она будет жить.
Меня заставил умолкнуть вид азалии, лежавшей на полу, — я бросил в горшок с ней кубик льда, а Люсьенн выпила виски, не дождавшись меня. Растение поникло и пожелтело: оно погибло!
