Мы долго молчали, охваченные безмерным, внезапно свалившимся на нас счастьем. Мы были как в дурмане. Обстоятельства сделали нас любовниками, и, откровенно говоря, мы к этому не были готовы.
Я смотрел на женщину с беспокойством. Она лежала на кровати, руки за голову, уставив опустошенные глаза в потолок.
— Жермена…
Она слабо шевельнулась.
— Ты сердишься на меня?
Почему двум существам, которые только что стали любовниками, так необходимо сразу же переходить на «ты»? Это одно из многих таинств любви.
— Скажи, любовь моя, ты сердишься на меня?
— Почему я должна на тебя сердиться?
— Ну… Когда женщина не любит мужчину и взята им силой, мне кажется, что ее безразличие превращается в ненависть…
— У меня нет ненависти к тебе, Блэз… Возможно, я даже люблю тебя…. Да, это так и есть. Ты мне понравился, и сейчас я считаю, что люблю тебя. Только это совсем не похоже на то… то, что я об этом знаю. Это совершенно другое, ты не поймешь!
Я и не пытался понять. Ее слова приносили мне счастье, новое, более яркое, чем раньше.
— Хорошо, не говори больше ничего, Жермена. Зачем уточнять? Главное, что мы счастливы друг с другом и больше не хотим расстаться, не так ли?
— Я не знаю…
— А я знаю!
День был спокойным и тихим. Мы начинали все снова и снова… И с каждым разом исчезала наша скованность.
Когда Кастэн вечером вернулся из Парижа, наши опустошенные лица могли бы привлечь его внимание, не будь он так счастлив.
— У меня ничего серьезного! — восторженно заявил он, переступая порог магазина. — Начинающаяся язва и печень не в порядке, вот и все.
Он настоял на том, чтобы я ужинал у них. Весь вечер он нам рассказывал о своих анализах с такой клинической точностью, что это действовало мне на нервы.
Признаться ему? Я был жестоко разочарован. Моя решимость укрепилась еще больше: Жермена будет только моей! Если у этого печального человека появится будущее, мы уедем.
— Одно плохо: я каждую неделю должен буду ездить в Париж продолжать лечение. Но я рассчитываю на вас, Блэз!
Я постарался заглушить иронию, звучавшую в моем ответе:
— Можете положиться на меня, месье Кастэн!
Два дня я не находил случая побыть с Жерменой вдвоем. Возродившаяся страсть томила меня. Когда я видел женщину, снующую по квартире, я едва сдерживался, чтобы не схватить ее в свои объятия. Если бы могильщик вмешался, я бы разбил графин о его голову!
Наконец, через день после своей поездки в Париж он отлучился по службе, и мы смогли опять отдаться друг другу. Едва тщедушный силуэт Кастэна, как никогда забавный в своей униформе, завернул за угол улицы, я запер лавчонку и заявился в спальню к Жермене. Мы не обменялись ни единым словом, дрожа от нетерпения. Это были самые торопливые и самые жаркие из наших объятий…
Затем я вернулся в магазин и стал ждать ее. Она пришла, непреодолимо влекомая той тягой, которую мы испытывали друг к другу.
— Жермена, когда мы уедем?
Она вздрогнула.
— Уедем?
— Ты считаешь, что мы все время будем любить друг друга втихомолку, за его спиной?
— Я не хочу уезжать, Блэз.
Я яростно стукнул кулаком по столу.
— Черт побери, вот оно, женское непостоянство! Два дня назад я должен был чуть не силой удерживать тебя, чтобы ты не уехала, а сейчас ты отказываешься!
— Потому что два дня назад я уезжала одна…
— А ну-ка, объясни мне, я не понимаю этих тонкостей!
— Я тоже не очень их понимаю, но они есть, эти тонкости, я это чувствую. В тот день я уезжала к своим воспоминаниям, к прошлому. А если я уеду сейчас, то буду выглядеть как шлюха, сбежавшая с работником своего мужа.
— Тебя беспокоит мнение людей?
— Нет, мое собственное.
Я чувствовал ее непоколебимость и не настаивал, но глубокая печаль стерла во мне все радости жизни…
