Франк кивнул.
— А Париж? — спросил он.
— Что Париж?
— Когда я думал о деревьях, я думал о парижских деревьях.
— Их становится все меньше и меньше.
— Ах, ну да: всюду бетон, — прошептал он. — Впрочем, как и в других местах… Ты себе и представить не можешь, сколько парижских улиц я открыл для себя в этой гамбургской тюрьме. Улицы, чьи названия я не знаю, по которым я проходил всего один раз в жизни, но они снова ожили в моей памяти, с их маленькими лавочками и серыми ставнями на окнах. Улицы Монпарнаса, улицы Нейи, улицы Аньера, а еще — бары, скверы, парк де Пренс. Даже Сена, такая, какой ее изображают на открытках. Когда покидаешь Париж, вспоминаешь о нем как турист.
— Как приятно слушать тебя, — сказала Лиза с зачарованным видом. — Видишь ли, Франк, даже если нас схватят, я думаю, что момент, который мы сейчас переживаем… Понимаешь?
— Да, — сказал Франк, — я понимаю. Нужно уметь умещать всю жизнь в несколько минут.
— Каждый день, — сказала она, — я бродила около тюрьмы. Я писала тебе об этом.
— Да, я читал. Мне даже кажется, что однажды я увидел тебя!
— Правда?
— Я попал в лазарет из-за раны на пальце. Окна там закрашены, но в одном месте краска облупилась.
Он задумался.
— Да, думаю, что это была ты. У тебя есть зеленое пальто?
— Нет, — ответила Лиза.
— Значит, это была не ты. Глупо было думать об этом силуэте в течение нескольких месяцев, воображая у него твое лицо, Лиза…
Взглянув на нее, Франк прошептал:
— Твое прекрасное лицо…
Лифтер пожал руку своему коллеге и отправился за велосипедам, стоявшим в закутке, предназначенном для личных вещей обслуживающего персонала. Надев длинный черный плащ и вязаные шерстяные перчатки, он вернулся к лифту, но на этот раз в качестве пассажира.
— До завтра, — бросил ему вслед коллега.
Лифтер, закончивший свою работу, был старым человеком с отекшим лицам. На последней войне он потерял ногу и с тех пор пользовался специальным велосипедом с зафиксированным колесом, на котором была всего одна педаль. Он спустился вместе с рабочими, благоразумно сгрудившимися на тротуарах лифта, — центр кабины был занят автомобилями и мотоциклами.
Когда лифт спустился вниз, лифтер пропустил всех остальных пассажиров, потому что, будучи сознательным человеком, он всегда чувствовал себя при исполнении служебных обязанностей. Оказавшись один, он направился к зияющей решетке и тут-то обнаружил два черных мотоцикла, поставленных на тротуаре. Он удивленно огляделся, никого не увидел и подошел к мотоциклам. Это были подержанные мотоциклы, их просто недавно покрасили. Наконец, старик выехал из лифта и пересек туннель, старательно нажимая на педаль. Выехав из второго лифта, вместо того чтобы уехать, он направился к конторе, где у фаянсовой печки грелись служащие.
— В левобережном лифте кто-то бросил два мотоцикла, — сказал он.
Его коллеги замолчали и недоверчиво взглянули на него. Каждый день в контору приносили забытые вещи: перчатки, велосипедные насосы, сумки и шарфы. Но никто еще не находил двух мотоциклов.
— Скажите-ка, папаша Кутц, у вас, наверное, галлюцинации! — захихикал начальник.
Калека пожал плечами.
— Два черных мотоцикла, — сказал он. — Пойдите сами посмотрите.
И лифтер вышел, осторожно прикрыв за собой стеклянную дверь. Его искалеченная фигура скрылась в туманной дымке. Служащие вопросительно посмотрели на своего начальника. Тот снял телефонную трубку и вызвал противоположный берег, чтобы проверить эту информацию.
— Это дорого обошлось, не так ли? — спросил Франк.
— Что? — не поняла Лиза.
— Мой побег. Что, немецкие наемники любят монету?
— Сто тысяч марок, — небрежно бросила Лиза.
Франк присвистнул. Затем, после короткого молчания, спросил с некоторой робостью:
— А как ты их достала?
Лиза опустила подбородок.
— Благодаря Паоло и Фредди, — лаконично объяснила она.
Франк хотел было что-то ответить, но ему помешал какой-то шум, идущий со склада.
До Франка и Лизы донеслись восклицания на немецком языке, затем на лестнице, ведущей в офис, раздались шаги. Друг за другом появились Паоло, Фредди, Баум и Варнер. Фредди и Баум несли свою форму: длинные прорезиненные плащи и плоские фуражки.
