На улице стояла ночь, полная чистого прозрачного воздуха. Я глубоко вздохнула и почувствовала себя лучше. Этот город умел убивать, но умел и врачевать, не прилагая к тому никаких усилий, — просто так, по ходу дела, в зависимости от настроения, даже не меняясь в лице. В самый раз для меня. Терпеть не могу сочувствия, этой липкой чужой сопли на моем воротнике: нет ничего более мерзкого в инвентарном наборе человеческой фальши. Злоба и то лучше — по крайней мере честнее. Когда им наконец удастся меня утопить, то, ради Бога, пусть сделают это с неприязненным выражением лица. Не надо изображать скорби! Стоянка была рядом, но если уж город предложил прогуляться, то не следовало упускать такой возможности, и я взяла его под руку. Мы медленно шли мимо светящихся витринами торговых аркад, думая каждый о своем, бескорыстные в своем случайном соседстве. Никто не обгонял нас. По каменным щекам стен ползали фиолетовые тени, редкие прохожие тихо брели навстречу, уставив внутрь себя отрешенные взгляды, — так, словно им некуда было торопиться. Часы на площади показывали половину второго.
— Мне пора, — сказала я своему попутчику. — Спасибо за прогулку.
Город равнодушно промолчал. Вместо него с преувеличенной бодростью ответил кто-то другой:
— Ну наконец-то! Вот вы где! А я обыскался…
Я оглянулась: в пяти шагах сзади на фоне витрины ювелирного магазина светился знакомый медальный профиль.
— Как тебе это нравится? — сказала я городу. — Господин охотник собственной персоной.
— Глупости, — презрительно отвечал город. — Здесь охочусь только я.
— Смотри же… — предупредила я. — Сегодня меня уже один раз уступили. Надеюсь, ты поведешь себя иначе…
— С кем это вы разговариваете? — поинтересовался самец-следователь, подходя ко мне вплотную. — Ах, мобильный…
Я сделала вид, что сдергиваю с головы наушник, и повернулась лицом к охотнику. Так безопаснее всего. Вид спины лишь еще больше мобилизует их гадкие инстинкты.
— Что вам от меня нужно?
— Ну почему вы так неприветливы? — он огорченно причмокнул. — Я всего-то и хотел проводить вас к вашей машине. Знаете, поздно уже… красивая женщина, одна, в этом районе… неровен час…
— Мне не требуются провожатые. Будьте добры оставить меня в покое.
СС развел руками.
— Не могу, уж извините. Мужское достоинство не позволяет.
— Видишь? — шепнула я городу. — Этот мерзкий петух не успокоится, пока не перетопчет всех, кто кажется ему курицами.
— Не бойся, просто иди вперед… — прошелестел город мне на ухо.
Что ж, прямо так прямо… я двинулась в указанном направлении.
— Вы уверены, что правильно идете? По-моему, стоянка направо… — медальный профиль не отставал, покачивался справа и сверху от моей головы.
Но я и не думала отвечать. Зачем? Во время танды не принято разговаривать. Особенно когда у тебя такой надежный ведущий, как город. Я просто держалась заданного ритма, как и подобает ведомой, а потом вовремя почувствовала, что сейчас последует левое гиро, и повернула за угол. Город вознаградил меня улыбкой. Мы танцевали впервые, но делали это на редкость согласованно. Одно тело, четыре ноги. Надоедливый охотник повторил наше па, а затем как-то суетливо забежал вперед и преградил нам дорогу. Мы с городом вынуждены были остановиться.
— Да что же вы так бежите? — почти обиженно проговорил охотник. Он слегка запыхался. — Почему? Что я вам такого сделал, а?
— Да он и в самом деле наглец… — усмехнулся город.
— Пропустите меня! — потребовала я.
— Подождите! — охотник крепко ухватил меня за руку повыше локтя. — Вы ведь так же убегали и от них, не правда ли?
— Вы делаете мне больно, — я произнесла это с ледяным спокойствием, но внутри меня клокотала ярость. — Отпустите руку.
— Это ведь вы их убили? — сказал он, уставившись мне в переносицу, как следователь в дешевом детективе. — Почему?
— Отпустите руку, — повторила я.
— Отвечайте!
— Я понятия не имею, о чем вы говорите. Отпустите руку.
— Почему вы сбросили с моста того парня? Отвечайте! У нас есть описание женщины, и оно совпадает с вашим. Вы и сейчас ведете себя более чем странно…
— Отпустите руку, вы делаете мне больно!
