— Ты получишь, что заслужила, будь спокойна, — прошептал он сквозь зубы, проходя мимо.
Дубэ начала тихо плакать. Она обещала отцу, что будет храброй девочкой, будет держаться, но не смогла. Тот день во всех красках вставал перед ее глазами, и ей становилось страшно.
— Мы можем продолжить в другой раз? Вы не видите, что ей плохо? — попытался защитить ее отец.
— Ей никогда не будет так плохо, как моему сыну, — с ненавистью сказала мать Горнара.
Трарек призвал всех к порядку. Он рассвирепел.
— Сегодня мы проясним, что случилось, во имя общего блага и во благо твоей дочери, Горни. Дело зашло слишком далеко.
Потом Трарек посмотрел на нее. Он сделал это впервые за то время, что начался суд. Но его взгляд был суровым, на самом деле он не видел ее. Его глаза смотрели мимо, смотрели на толпу за ее плечами.
— Теперь твой черед, говори!
Дубэ попыталась вытереть слезы, но ей не удавалось. Рыдая, она рассказала всю историю. Вспомнила игры, как все было хорошо, как они развлекались. Но Горнар всегда странно вел себя с ней.
— Потому что я сильная, а он это знал, из всей компании только меня он немного побаивался.
Потом она рассказала о змейке, об этой красивой змейке, сверкавшей в траве. Она была чудесным экземпляром для ее коллекции, ей так хотелось иметь змейку. А потом — ссора.
— Я не знаю, как это могло случиться… не знаю, я не в первый раз дралась с кем-то.
— А с тобой это часто бывало? — спросил Трарек.
— Иногда, — запнулась Дубэ. — Только я не хотела… я не знаю, как это получилось… он схватил меня за волосы, сунул головой под…
Слезы потекли ручьем, Дубэ не могла больше говорить. Отец обнял ее за плечи.
— Перестань, перестань. Ну, может, хватит? — спросил он Трарека с надеждой.
— Достаточно.
Старейшины встали, вышли, в это время двое молодых людей встали между Дубэ и ее отцом.
— Что все это значит? — возмущенно спросил он.
— Что твоя дочь должна находиться в надежном месте.
— Проклятье! Но она ребенок! Неужели никто не понимает такой простой вещи?
Дубэ попыталась ухватиться за отца, но ее руки ослабли, а двое юношей были намного сильнее, чем она.
Когда ее уводили, Дубэ успела увидеть отца, которого держали другие мужчины, и мать, которая плача лежала на полу.
Ее поместили в комнату рядом с той, где проходил суд, и заперли на ключ. В углу комнаты стояла зажженная свеча, колеблющийся свет отбрасывал на стены бесформенные тени. Она почувствовала себя одинокой и хотела только одного — оказаться рядом с отцом. Солнце, лето, ее друзья — все казалось ей потерянным и далеким. Она понимала, что игр больше не будет, что, может быть, не будет больше и Сельвы. Она смутно осознавала, что так оно и есть. То, что она сделала на берегу реки, изменило все.
За ней пришли, когда уже наступила ночь. В большом зале собрались все, как будто и минуты не прошло с тех пор, как ее увели. Не было только отца, а ее мать безутешно плакала.
Старейшины уже стояли, невозмутимые, как статуи.
И Трарек заговорил:
— Нелегко было принять решение по этому страшному делу. Наша община не припомнит убийств. И чтобы жертвой убийства стал ребенок. Мы приняли во внимание все, что было сказано свидетелями трагедии, и попытались вынести решение справедливое и разумное. Убийство наказывается смертью, а в том, что на Дубэ действительно лежит эта вина, убеждены все. Но она — ребенок, и если, с одной стороны, она не может полностью нести ответственность за содеянное, то, с другой стороны, никто не может убивать, не заплатив за это. Преступление совершено, спокойствие Сельвы нарушено, и смерть Горнара должна быть искуплена. Поэтому мы решили, что Дубэ будет изгнана из Сельвы. Завтра люди позаботятся о том, чтобы увести ее подальше от нашего селения. А ее отец, ответственный за поведение Дубэ, будет сидеть в заточении столько времени, сколько мы сочтем необходимым.
Начался беспорядок. Мать Дубэ принялась кричать, а мать Горнара осипшим голосом выдохнула:
— Ты должна была умереть, умереть, как и мой сын!
Дубэ застыла на месте, видя всеобщее смятение. Потом мать бросилась обнимать ее. Тут она все поняла, заплакала, закричала.
