Один из тех юношей быстро схватил ее, вырвал из материнских объятий.
— Оставьте ее со мной хотя бы до утра, только до утра! Ее отец не попрощался с ней, я не простилась с ней!
Но солдат уже оттолкнул ее.
Дубэ брыкалась, кричала, отбивалась. Как в тот день, с той же яростью. Солдат начал ругаться.
— Прекрати, черт возьми!
Дубэ яростно до крови укусила схватившую ее руку, и солдат был вынужден выпустить ее. Но он тут же схватил Дубэ за волосы и сильно встряхнул ее, потом скрутил ее руки, продолжая крепко держать за волосы. Он поволок Дубэ из зала, хотя она изо всех сил упиралась ногами в пол.
Дубэ попробовала сопротивляться и так шумела, что в конце концов ее заперли в темницу. Там она продолжала кричать изо всех сил, пока не сорвала голос. Она кричала и звала своего отца. Ей казалось, что только он может спасти ее.
Но никто не пришел, Дубэ оставалась одна, наедине с самой собой и своим горем.
На рассвете ее разбудили. Небо за окном было ярко-розовым. Дубэ ничего не соображала. Вчерашний солдат воспользовался этим, чтобы завязать ей глаза.
Она шла покорно, молодой человек держал ее за руку. Ее пальцы соприкасались с повязкой: это была рука, которую она укусила вчера вечером.
Молодой человек взял ее на руки и поднял куда-то: должно быть, на повозку. Дубэ попыталась освободить руки, связанные за спиной, но солдат тут же догадался.
Судя по всему, их было двое. Дубэ слышала еще один голос, голос человека постарше, может быть старика. Она узнала его. Это был ткач. Он ездил по городам, вплоть до Макрата, продавал ткани, в их селении он бывал очень редко, у него мать покупала материю на одежду.
— Пойдем, или мы никогда не доедем.
Повозка, раскачиваясь, покатилась. Солдат закрепил веревку на ее руках.
Дубэ заплакала в тишине. Она хотела попрощаться с отцом, обнять его, попросить у него прощения за то, что стала убийцей, как сказал Трарек. Она хотела обнять свою мать, крепко обнять ее, попросить прощения за всех змеек и зверюшек, которых она приносила домой. Но прежде всего она хотела знать: почему все это произошло?
Время шло. Повозка продолжала ехать днем и ночью, а глаза Дубэ по-прежнему были завязаны. Она перестала плакать. Чувствовала себя отупевшей, ей снова казалось, что ее нет на свете. Настоящая Дубэ находилась далеко отсюда, где-то в Сельве, рядом с отцом и матерью.
На третий день путешествия она вдруг услышала пыхтение солдата.
— Что ты делаешь? Тебе не это приказали сделать! — произнес ткач.
— Помалкивай… это — девочка…
Парень приблизился к ней, она почувствовала его дыхание на своем лице.
— Мы очень далеко от Сельвы, понимаешь? Ты не сможешь вернуться, даже если убежишь. Сейчас я развяжу тебе руки, но ты должна мне обещать, что будешь хорошей девочкой.
Дубэ кивнула. Был ли у нее выбор?
Парень развязал веревку, девочка ощупала кисти рук. Прикосновение причиняло сильную боль, веревка стерла ей руки до крови.
— Не шевелись, а то будет хуже.
Солдат полил ссадины водой. Сунул ей в руку хлеба.
— Ты что еще вздумал делать? — настаивал ткач.
— Помолчи и не смотри! Это мое дело, что я делаю!
Потом Дубэ ощутила холодок лезвия, прикоснувшегося к ее ладони.
— Что это? Я не хочу!
— Возьми и помалкивай, — сухо сказал солдат. — Лес, мир вокруг… Повсюду жестокость. Тебе надо научиться защищаться. Используй его, если кто-то захочет причинить тебе зло, поняла?
Дубэ снова заплакала. Все было бессмысленным, непонятным.
— Не надо плакать. Ты должна быть сильной. И не пытайся вернуться к нам. Люди злые, это хорошо, что ты уехала оттуда.
Потом он погладил ее. Грубовато и неловко погладил ее по голове.
— Отвези меня обратно домой, — умоляла его Дубэ.
— Я не могу.
— Отвези меня к папе…
— Ты — сильная девочка, я знаю это. Ты справишься.
Снова наступила тишина, и теперь рука Дубэ сжимала рукоятку кинжала.
Солнце стояло высоко, когда они приехали. Наконец солдат снял с ее глаз повязку, но Дубэ ничего не видела. Было жарко, гораздо теплее, чем в Сельве, и в воздухе стоял странный запах.
Солдат в некотором замешательстве смотрел на нее.
— Иди же.
Дубэ продолжала стоять, с мешком за плечами и кинжалом в руке.
