— До чего же изобретательно! Как только никто раньше не додумался?
— Я полагаю, додумались гораздо раньше, только никому до меня не хватило мужества привести замысел в исполнение. Потому что идея-то носится в воздухе. Феминизм и антифеминизм — извечные напасти рода человеческого, а выход очевиден, прост как дважды два и логичен: ликвидировать женщин.
— Вы гений, господин Тах. Я в восхищении и счастлива, что познакомилась с вами.
— Хотите, я вас удивлю? Я тоже рад, что познакомился с вами.
— Вы шутите.
— Напротив, я вполне серьезен. Во-первых, вы восхищаетесь мной, каков я есть, а не каким вы меня воображаете, — это уже плюс. И потом, сознание того, что я смогу оказать вам большую услугу, греет меня.
— Какую услугу?
— Как это — какую? Теперь вы знаете, о чем идет речь.
— Правильно ли я поняла, что вы и меня намерены ликвидировать?
— Я начинаю думать, что вы этого достойны.
— Ваша похвала дорогого стоит, господин Тах, поверьте, я смущена, но…
— Действительно, вы вся зарделись.
— Но не утруждайте себя.
— Почему? Вы этого вполне заслуживаете. Вы много лучше, чем я думал о вас сначала. Мне ужасно хочется помочь вам умереть.
— Я тронута, но не стоит: мне бы не хотелось, чтобы у вас были из-за меня неприятности.
— Полноте, милая, я ничем не рискую: жить мне осталось полтора месяца.
— Я себе не прошу, если ваша посмертная слава пострадает из-за меня.
— Пострадает? Разве она может пострадать от доброго дела? Наоборот! Люди будут говорить: «Меньше чем за два месяца до своей кончины Претекстат Тах готов был протянуть руку помощи ближнему». Я стану примером для всего человечества.
— Господин Тах, человечество вас не поймет.
— Увы, боюсь, что вы опять правы. Но мне плевать на человечество и на славу. Признаюсь, мадемуазель, я вас так зауважал, что только ради вас одной мне захотелось сделать доброе дело просто так, бескорыстно.
— Мне кажется, вы меня переоцениваете.
— Я так не думаю.
— Опомнитесь, господин Тах, не вы ли называли меня уродиной, дурой, курицей и прочими нелестными словечками? А сам по себе тот факт, что я женщина, — разве он не роняет меня в ваших глазах окончательно и бесповоротно?
— В теории все, что вы говорите, верно. Но произошла странная вещь, мадемуазель: одной теории стало мало. Мне открылся иной аспект проблемы, и меня захлестнули чувства, каких я не испытывал вот уже шестьдесят шесть лет.
— Очнитесь, господин Тах, я — не Леопольдина.
— Да, вы — не она. И все же в вас есть что-то общее.
— Она была сказочно красива, а я, по вашему мнению, безобразна.
— Это, пожалуй, не совсем так. Ваше безобразие не лишено красоты. Временами вы просто красивы.
— Только временами.
— Это уже большое счастье, мадемуазель.
— Я, по вашему мнению, глупа, вы не можете меня уважать.
— Почему вы так стремитесь себя дискредитировать?
— По очень простой причине: не хочу умереть от руки лауреата Нобелевской премии по литературе.
Старика точно холодной водой окатили.
— Может быть, вы предпочли бы лауреата Нобелевской премии по химии? — спросил он ледяным голосом.
— Очень смешно. Я вообще не хочу насильственной смерти, будь то от руки Нобелевского лауреата или лавочника.
— Правильно ли я понял, что вы хотите оборвать свою жизнь собственноручно?
— Если бы я испытывала тягу к самоубийству, господин Тах, то давно бы это сделала.
— Как же. Думаете, это так просто?
— Ничего я не думаю, меня это не касается. Представьте себе, я вообще не хочу умирать.
— Вы шутите.
— Неужели для вас так непостижимо чье-то желание жить?
— Нет ничего похвальнее желания жить. Но вы-то ведь не живете, глупая вы курица! Не живете и никогда не будете! Разве вы не знаете, что девочки умирают с наступлением половой зрелости? Хуже того, они умирают, но остаются среди живых. Они расстаются с жизнью, но вместо того, чтобы отправиться в райские кущи смерти, приступают к спряжению пошлого и гнусного глагола и спрягают его без конца, во всех наклонениях и временах вплоть до плюсквамперфекта, — и ни одна не избегнет этой участи.
— Что же это за глагол?
— Что-то вроде «плодиться» в самом гадком смысле этого слова — или «овулировать», если угодно. Это ни жизнь, ни смерть, ни даже промежуточное состояние. Это именуется «уделом женщины» и никак иначе: видно, человек, с присущим ему криводушием, предпочел не включать в свой словарь подобную мерзость.
