Он вооружил всех воинов, разбил их на отряды, расставив одних на бастионах, других на башнях и стенах, и велел неотступно следить за приближением врага. Были сделаны запасы сала, смолы и других легко воспламеняющихся веществ, дабы обрушить поток огня на головы осаждающих. Воины собирали огромные камни, чтобы поражать ими арабов, если те начнут взбираться на стены. Словом, предпринималось все необходимое для отпора неожиданному нападению.
Прошло два дня, но враг не показывался. Это не ослабило рвения начальника крепости. День и ночь продолжал он свои оборонительные приготовления.
Однажды вечером он заметил небольшой отряд всадников, спускавшийся с горы Гех.
«Неприятель собирается напасть на крепость с нескольких сторон», — подумал он и послал людей на разведку. Всадники тем временем спустились в ущелье Азата и повернули к Гарни. Какова же была радость начальника, когда он узнал среди них князя Марзпетуни! Будто небесная сила пришла ему на помощь в эту тяжелую минуту.
Царице тотчас же дали знать о прибытии князя.
Отряд во главе с князем Марзпетуни и сепухом Ваграмом состоял из нескольких десятков ванандцев, ездивших с сепухом в Агстев на помощь царю. Князь Геворг оставил ванандцев у начальника крепости, а сам с сепухом отправился к царице.
Весть о приезде князя взволновала, но не обрадовала царицу. Несколько дней тому назад она в самом деле с нетерпением ждала его; часами сидела на террасе дворца Трдата и следила за дорогой, по которой должен был прибыть князь.
Тогда царице хотелось увидеться с ним, раскрыть ему свое сердце, попросить совета, потому что только в нем она видела преданного царской семье человека. Но теперь, когда Седа рассказала ей все и она узнала, что Марзпетуни давно было известно ее горе, она перестала верить в него. Царице казалось, что и князь Геворг, как, вероятно, все дворцовые женщины и прислужницы, смеялся над ее наивностью. Эта мысль угнетала ее, унижая в собственных глазах.
«Неужели он сейчас придет ко мне, как к своей царице, как к супруге своего государя? Неужели он не знает, что я больше не имею права носить это имя, раз царь оскорбил и презрел меня?..» — думала царица. Может быть, ей лучше уклониться от встречи с ним.
Но разве это было возможно? Разве она не считала минут, когда получит сведения из Утика? Разве она не хотела расспросить о царском походе?
Когда прислужница доложила, что князь Марзпетуни и сепух Ваграм просят разрешения войти, она смутилась и не знала, как ей поступить.
— Пусть войдут, — сказала она наконец прислужнице. Но когда та пошла к двери, приказала ей вслед: — Нет, нет, пусть войдет только князь.
Сердце ее забилось.
Она посмотрела на себя в зеркало из полированного серебра. Лицо ее изменилось до неузнаваемости.
В ней боролись два чувства: достоинство царицы и самолюбие жены. Оба одинаково справедливые, и оба одинаково сильные. Одно из них должно было победить, но сколько еще волнений предстояло!.. «Какую-то весть принесет мне князь?» — думала она, и эта мысль заставляла еще сильнее биться ее сердце. Ей хотелось услышать, что государь победил, что восстание Амрама подавлено, что войска царя вновь заняли Утик и севордские земля. Это польстило бы ее царскому самолюбию. Победа собрала бы вокруг царя упавших духом князей, вселила бы в них бодрость и воодушевление. Тогда против востикана выступило бы большое войско, с помощью которого взяли бы Двин и освободили патриаршие покои.
Все это было так.
Но когда она вспомнила причину восстания Амрама и подумала, что победа над ним только укрепит царя в его заблуждении, что он, завоевав страну севордцев, еще чаще будет навещать княгиню Аспрам и совсем забудет ее, свою супругу… тогда ей от души захотелось, чтобы Марзпетуни привез весть о поражении царя. Если это случится, Утик и Севордское ущелье станут навсегда недоступными для Ашота Железного.
«Может быть, ценой этой жертвы я вновь обрету свое потерянное счастье… Может быть, он почувствует, что господь покарал его за грешную любовь, и снова вернется ко мне, к своей жене и царице, к той, которая так горячо его любит и живет единственной надеждой вновь соединиться с ним!..»
