— Прости меня, дорогой Амрам, если я тебя обидел. Я не думал унижать княгиню Аспрам.
— Молчи, умоляю тебя. Не называй ее по крайней мере при мне. Не говори об унижении, я могу сойти с ума… — прервал князя Амрам.
— Я должен еще и еще раз просить у тебя прощения за то, что ступил в твой шатер, — мягко сказал Марзпетуни.
Сепух ничего не ответил. Он взволнованно шагал взад и вперед, время от времени потирая лоб, точно желая разогнать гнетущие мысли. Прошло несколько минут. Оба молчали. В шатре глухо раздавались шаги Амрама. Князь следил за ним, размышляя о том, как поступить, чтобы его посещение не пропало даром. Он видел, что его слова не действуют на сепуха. Но Марзпетуни было особенно тяжело уйти ни с чем от Цлик-Амрама, после того как удалось убедить такого упрямца, как Севада. Он не мог смириться с мыслью, что умный и сердечный человек мог пожертвовать благом родины ради личных чувств, ради мести. Поэтому он ждал, когда уляжется гнев Амрама, чтобы еще раз поговорить с ним.
Наконец сепух, усталый от волнения, сел на край постели и устремил пристальный взгляд на дверь.
— Сепух Амрам! Как бы ты назвал человека, который, желая согреться, поджег бы собственный дом? — спросил вдруг князь Геворг.
— Назвал бы безумцем… — ответил сепух, не отводя глаз от входа.
— Мне кажется, что для каждого из нас родина является родным кровом и если мы из-за наших личных интересов подвергаем ее опасности, то мы похожи на человека, который, разжигая пожар, не думает о том, что, когда погаснет огонь и бревна кровли превратятся в пепел, он останется без дома и без убежища, под буйным ветром и знойными лучами солнца…
— Это так, — ответил сепух, — но есть холод, от которого можно избавиться только пожаром своего дома. Все мы люди из плоти и крови. Дай мне вонзить в тебя меч, и ты увидишь, как ужас смерти овладеет тобой.
— Но душа с радостью расстанется с телом, если я буду умирать за родину.
— А когда нож вонзится в душу и душа предастся страданиям?..
— Если у тебя есть сердце и чувства, если в твоих жилах течет благородная кровь, невозможно, чтобы твоя душа не страдала, видя, как ты наносишь родине бесчестие, как льется кровь твоих братьев, как подвергается опасности царский престол и враг по дороге, которую ты ему открываешь, вступает в твою страну, чтоб разорить ее дотла.
— Князь Марзпетуни!
— Говори, я слушаю.
— Ты знаком с греческой наукой лучше, чем я. Говорят, что во время твоего пребывания с царем в Византии в императорском дворце были поражены твоими познаниями в греческой литературе. Верно это или нет?
— Верно. Но почему ты вспомнил мое знание греческого языка?
— Ты, конечно, читал Гомера?
— Многие из его стихов я знаю наизусть.
— Тогда ты знаешь, почему погибла Троя и почему под ее стенами полегло множество греческих полководцев со своими войсками?
— Знаю, из-за женщины, из-за неверности Елены.
— Нет, ты ошибаешься, из-за предателя Париса.
— Я не так понимаю Гомера.
— А древние греки понимали его именно так. «Елена — женщина, — говорили они, — а женщина слабое существо, которую одинаково привлекают добродетель и порок. Долг честного мужчины беречь женщину, защищать ее, а не пользоваться ее слабостью». Парис поступил как раз наоборот. Он изменил гостеприимному Менелаю, очаровал его жену полученной от Афродиты кифарой, похитил ее и увез в Трою. Вот почему все греческие герои поднялись и с многочисленными войсками двинулись к Понту. Десять лет продолжалась осада столицы Приама. Наконец она была разрушена за бесчестие, которое нанес изменник Парис семье греческого царя, поправ священный обычай. Две тысячи лет назад люди так мстили за поругание семейной чести. Через две тысячи лет они будут поступать точно так же. Каково твое мнение?
— Из-за одной Елены я не пролил бы крови и десяти греков, не то что множества полководцев и царей…
— Да? Значит, ты великий человек. Но Греция рассудила иначе. Она сказала: «Если сегодня оставим безнаказанным Париса, завтра придет Гектор… Лучше поразить первым ударом первого преступника».
— Значит, ты оправдываешь убийство несметного количества людей из-за одного человека?
