– Très intéressant[34], – пробормотала Плутовка, которая по-прежнему питала слабость к иностранным языкам.
– Иногда она бросает еду на пол, это довольно весело.
– Хм… Может быть… – Кукла задумчиво похлопала себя по щеке. – Ладно, забудь. Считай, я ничего не говорила.
– Нет, скажи.
– Ну… – Она похлопала себя по другой щеке. – Я, Плутовка, считаю, что твоя турбомашинка на самом деле игрушка для малышни, и если кто-нибудь увидит, как ты играешь с ней, он может решить, будто ты и сам…
– Никто ничего не подумает, потому что я отдам сестре эту малышовую машинку!
Плутовка изумленно раскрыла рот, глядя на Чарли.
– Надо же, и как мне раньше это в голову не пришло. А теперь, думаю, настало время сочинить песенку…
– Никаких песенок!
– Как хочешь, – фыркнула глубоко оскорбленная Плутовка. – Ну, раз ты так, я передам тебе слова Милашки. Она говорит, что тебе никогда не стать настоящим супергероем, пока ты не научишься быть добрее к малышам. Вот что она сказала.
Не найдя подходящего контраргумента, Чарли потеребил пластырь на большом пальце ноги и вспомнил прежние обиды.
– Я настоящий островитянин.
– Как ни печально, только летом, – отрезала Плутовка. – В остальное время ты мальчик из Нью-Йорка.
– Ну и что, лето тоже считается! Я островитянин, а на острове детям дают водить машину.
– Когда им исполнится десять, – возразил напористый низкий голос Лео, еще одного приятеля Чарли, куда более занятного, чем старый зануда Питер, глупенькая Пышка или Милашка, которая вечно напоминала почистить зубы и болтала тому подобный вздор. Лео внимательно смотрел на Чарли с подлокотника соседнего кресла. – Детям на острове разрешают водить машину с десяти лет, не раньше. А тебе, дружище, пока еще шесть.
– Мне скоро будет десять.
– Не так уж скоро, слава богу.
Чарли бросил на куклу угрюмый взгляд исподлобья.
– Я в самом деле злюсь.
– Еще бы. Ты просто в бешенстве. – Лео покрутил головой, оглядываясь по сторонам. – Есть у меня одна идея.
– Какая?
– Расскажи ему, как ты злишься. Потом сделай виноватое лицо и попроси взять тебя покататься на бодиборде. Если сумеешь изобразить раскаяние, готов поспорить, ему будет так неуютно, что он возьмет тебя.
Чарли не вчера родился. Он посмотрел поверх головы Лео на мужчину, державшего куклу.
– Правда? Так мы пойдем прямо сейчас?
Отложив Лео, отец Чарли пожал плечами:
– Почему бы и нет? Волны вроде бы в самый раз для серфинга. Собирайся.
Чарли, вскочив, бросился к дому, резво перебирая ногами. Но, подбежав к крыльцу, он резко остановился и оглянулся.
– Чур я поведу машину!
– Даже не думай! – отозвалась мать, снимая с руки Плутовку.
Чарли сердито протопал к двери, его отец не удержался от смеха:
– Обожаю этого парня.
– В самом деле? Вот так неожиданность. – Мама Чарли посмотрела на спящего ребенка. Светло-золотистые кудряшки девочки ничем не напоминали темные, прямые как палки волосы ее брата, но обоим детям достались от отца синие глаза. А от матери – дерзкий, своевольный нрав.
Энни откинулась на спинку кресла. Тео никогда не надоедало любоваться женой.
Улыбаясь, он взял ее за руку, задев украшенное бриллиантами обручальное кольцо. Энни называла его слишком шикарным, но носила с явным удовольствием.
– Когда мы наконец отделаемся от них?
– Отвезем детей к Барбаре к четырем. Она накормит их ужином.
– Так в нашем распоряжении весь вечер. Устроим пьяную оргию.
– Не знаю, как насчет пьянства, но оргию закатим непременно.
– Давно пора. Я люблю этих маленьких чертят всем сердцем, но они совершенно лишили нас личной жизни.
Энни провела ладонью по бедру мужа.
– Сегодня вечером они нам не помешают.
– Ты издеваешься, – простонал он.
– Я даже не начинала.
Тео потянулся к ней, зарылся пальцами в кудрявую гриву ее волос.
Энни закрыла глаза. Может, это было нехорошо, но роль роковой женщины доставляла ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Ей нравилась власть над мужем, хоть этой властью она пользовалась лишь для того, чтобы ограждать его от призраков прошлого. Тео был уже не тем мужчиной, что семь лет назад стоял перед ней на лестнице с дуэльным пистолетом в руке. Изменились они оба. Остров, который Энни когда-то ненавидела, стал для нее любимейшим местом на земле, убежищем от суматошной городской жизни.
