На шероховатых краях камней мелькали слабые неровные отсветы, а в тихом завывании ветра слышались людские голоса. Зобатый вспомнил о неотступной опасности, и его окатила свежая волна страха. Хотя страх сам по себе штука полезная, если не отшибает мозги. Рудда Тридуба говорил как-то об этом, хотя и давно. Если вдуматься, то он не вредит. Или вредит наименьшим образом. Иногда это единственное, на что остается уповать.
А потому Зобатый глубоко вдохнул и попробовал вернуть ощущение молодости, когда суставы еще не донимали, а море было по колено, высмотрел подходящую расщелину в старых камнях и полез в нее. Когда-то в древности здесь, наверно, было овеянное магией святилище, и незваный гость сейчас совершал немыслимое святотатство. Но если кто-то из былых богов и обиделся, то не подал виду – разве что траурно вздохнул ветер, только и всего. Магии нынче сильно не хватает, как и святости. Уж такие времена.
Свет сместился на Героев – рыжеватые выщербины в камне, пятна мха, вокруг – заматерелые кусты ежевики, крапива и бурьян. Одному истукану недоставало верхней половины, пара других за века обрушились под собственным весом, образовав бреши, подобные щербатым зубам в оскале черепа.
Приглядевшись, Зобатый насчитал восьмерых людей, тесно сидящих вокруг костра: латаные-перелатаные плащи, рванина, а то и просто накинутые одеяла. Изменчивый свет трепетал на худых лицах – впалые щеки, шрамы, щетина и бороды. Тусклые отблески поигрывали на щитах и клинках. Много оружия. Народ по большей части молодой, хотя не особо отличается от отряда Зобатого. Нет, не особо. Мелькнула даже мысль, не Ютлан ли сидит вон там, лицо повернуто в профиль? Теплое чувство шевельнулось внутри, с губ почти сорвалось приветствие.
Ох, да ведь Ютлан уж двенадцать лет как в могиле, Зобатый лично говорил над ним прощальные слова. Наверно, на свете есть лишь определенное количество лиц, ни больше ни меньше. А если доживешь до зрелого возраста, начинаешь запускать их перед собой по новому кругу.
Зобатый поднял руки, показывая открытые ладони и изо всех сил стараясь, чтобы они не дрожали, подал голос:
– Славного вечера!
Люди обернулись, дернулись к оружию. Один схватился за лук – у Зобатого внутри оборвалось, – но натянуть тетиву не успел: сидевший рядом воин – дюжий, пожилой – рывком пригнул его руку.
– Ну-ка постой, Красная Ворона, – сказал он, поведя окладистой седой бородой.
На коленях у воина посверкивал вынутый из ножен меч. Зобатый выдавил что-то похожее на улыбку: он узнал его. Расклад уже не такой беспросветный.
Звали этого человека Черствым. Был он из числа названных, и из числа знакомых. Помнится, когда-то они даже рубились в нескольких боях по одну сторону, а в каких-то других, кажется, по разные. Выглядел воин солидно: закаленный боями и жизнью, рассудительный – не из тех, что сначала сечет голову, а потом начинает ее о чем-то спрашивать, а последнее нынче все больше входит в обыкновение. И в отряде он, судя по всему, старший: ишь как этот вот, Красная Ворона, насупился, но уступил, отложил-таки лук, что само по себе очень хорошо. Не хватало еще отдать из-за него концы. Говоря без ложной скромности, такие вещи Зобатый применительно к себе ценил вдвойне. К тому же до рассвета еще добрых несколько часов, а вокруг слишком много заостренной стали.
– Мертвые! – воскликнул Черствый.
Внешним спокойствием он не уступал Героям, хотя рассудком был не в пример проворнее.
– Разрази меня гром, если это не Кернден Зобатый пожаловал к нам под покровом ночи. Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаешься.
Зобатый, ладони все так же на весу, сделал несколько плавных шагов вперед, стараясь держаться как можно непринужденней под гвоздящими взглядами враждебных глаз.
– А ты, я вижу, поседел, Зобатый.
– Как и ты, Черствый.
– Н-да. Война, сам знаешь, – старый воин похлопал себя по животу. – Видишь вот, нервы совсем поизносились.
– Честно признаться, и у меня тоже.
– Кому ж быть солдатом?
– Нелегкое это дело. Да еще говорят, старый конь новых барьеров не берет.
– А я нынче скакать и не пыжусь, – заметил на это Черствый. – Ты, я слышал, сражаешься со своей дюжиной на стороне Черного Доу?
