ПУТЬ ТЕАТРА — СУДЬБА АКТЕРА
На исходе
театрального сезона
беседуют
артист МХАТ им. Горького
Валентин КЛЕМЕНТЬЕВ,
критик Марк ЛЮБОМУДРОВ, журналист
Наталия ЯРЦЕВА
Наталия ЯРЦЕВА. Сегодня во МХАТе на Тверском бульваре собрана интересная труппа, много талантливой молодежи. Валентин Клементьев — он уже семь лет работает в этом театре — выдвинулся в ряд ведущих актеров. Но их творчество развивается как бы вне поля зрения критики, общественности. А ведь это — большой пласт нашей театральной культуры, наследники Станиславского.
Марк ЛЮБОМУДРОВ. Судьба МХАТа им. Горького, его творческие искания, репертуар, актерские открытия волнуют и увлекают. Это — форпост русской национальной культуры, один из рубежей современного Русского Сопротивления. Руководимый Татьяной Дорониной, коллектив хранит и продолжает драгоценные сценические традиции основателей МХАТ — Станиславского, Немировича-Данченко, плеяды первых артистов.
Сегодня пространство русского театра заросло чужеродными сорняками, а почвенные, отечественные каноны уродуются и истребляются. Тем дороже идейно-эстетический консерватизм доронинской труппы, ее творческие достижения, искусство многих одаренных ее представителей, к каковым, бесспорно, принадлежит и Валентин Клементьев. “Первый сюжет”, “жан-премьер”, как сказали бы в старые времена.
Деятельность МХАТа на Тверском, действительно, — в зоне умолчаний. Такова судьба искусства, включенного в Русское Сопротивление. Но важно, что оно есть. Мужественным его борцом, художником “длинной воли” (по терминологии Л. Н. Гумилева) является Валентин Клементьев. Это Артист с большой буквы — Гражданин. Мне были всегда дороги и близки люди такого склада. Он, как и Татьяна Доронина, и иные их сподвижники, мог бы повторить знаменитые слова Станиславского: “Художественный театр — мое гражданское служение России”.
Сила его еще и в духовности, в нравственных основах личности. Клементьев — православный человек, православный артист.
Н. Я. Марк Николаевич, не странно ли такое словосочетание: православный актер?
М. Л. Не странно. Клементьев — глубоко русский художник. Давно известно, что наши исконные свойства вне православия по-настоящему раскрыться не могут. Не случайно именно Клементьева мы пригласили для встречи. О нем и о его театре — наш разговор. Пути театра и судьбы актерские неразрывно связаны.
Н. Я. Давайте предоставим слово Валентину Валентиновичу.
М. Л. Мой вопрос к нему: как вы понимаете природу и назначение театра в нашей теперешней, столь катастрофической жизни? Казалось бы, людям не до сцены, не до зрелищ. А народ в театр идет. В зале на Тверском посещаемость высокая.
Н. Я. Да и в других театрах тоже.
Валентин КЛЕМЕНТЬЕВ. Спасибо, что меня пригласили на этот разговор. Я получаю возможность высказаться перед зрителями, перед читателями как бы напрямую.
Я убежден, что место театра в жизни такое же, как было и 100, и 200 лет назад. Русский театр — особая часть нашей национальной действительности. В определенные периоды истории он становился как бы храмом нашей гражданской жизни. В иные годы снижался до уровня обслуживания власть имущих, работал на потребу толпы. Важно, однако, что прочный нравственный стержень в нем был заложен изначально. Природа русской сцены — есть искусство внутренней жизни человека, всегда идущее от сердца. Это — воплощение совести, высоких этических принципов.
М. Л. Названные вами особенности и меня сделали почитателем вашего театра. В нынешнем море антирусской и псевдорусской театральной стихии существуют считанные островки национального искусства. После всем сегодня очевидной творческой гибели Александровского театра и БДТ в Петербурге, остались: доронинский МХАТ, Малый академический, несколько московских студийных коллективов (например, театр “Глас” и некоторые другие)…
Н. Я. А что вы скажете о МХАТе имени А. Чехова?
М. Л. В последние сезоны я посмотрел у них ряд спектаклей, в том числе по классике. Они привели меня в ужас и вызвали глубокое возмущение, — в частности, лермонтовский “Маскарад”, о котором я писал на страницах “Завтра”. Эти спектакли сродни тем скульптурам-чучелам, которые выставлены в фойе ефремовского МХАТа и обозначены как Станиславский, Немирович-Данченко, Чехов, Пушкин. Более всего они напоминают огородные пугала. Тут хулиганство сознательное, целенаправленное глумление над культурными святынями. “Обыкновенная русофагия”, которая еще хуже “обыкновенного фашизма”. Спектакль по современной пьесе “Злодейка, или крик дельфина” — сущая дьяволиада, злорадное глумление над русским человеком. “Сношать тебя будем орально и анально”, — предупреждают главную героиню, но подтекст очевиден: “сношают” здесь, погружая в выгребную яму, матушку-Русь…
