Да, против избранной фамилии Семен, он же Шимон, недрогнувшей рукой начертал — “х…й”.
Конечно, по большому счету, сим замечательным словом следовало наградить обоих кандидатов, но в этом случае бюллетень был бы признан недействительным. А ложкой дегтя бочку меда портить было нельзя.
Семен сложил заполненный бюллетень и стал заталкивать его в урну. Щель в ящике была широка, но бюллетень как-то перекосился и застрял.
— Помочь? — подскочила к нему молодая и симпатичная член избирательной комиссии.
Узкой и нежной рукой она направила свернутый лист куда следует — и тот исчез в мохнатой черноте щели. При этом очаровательный член задела его руку своей. У Семена вдруг перехватило дыхание, застучало сердце в ушах, закосили глаза.
— Ну так как, берем топливо? — привел его в чувство знакомый голос.
— В магазин, — сказал Семен, отмахиваясь от наваждения в виде округлых икр и прочих интересных форм. — Давай сначала в магазин, там будет видно.
3
С новым знакомцем, Викентием Павловичем, они приняли фугас “Портвейна” на детской площадке напротив школы.
Семен был торжественен, загадочен и неразговорчив. Его распирало от желания поведать о своем подвиге, но не первому же встречному раскрывать душу. И он помаленьку втягивал в себя стакан, одолженный в ларьке у азеров, несколько удивленно рассматривал его, передавал товарищу.
— Пошел? — беспокоился тот. — Проник?
— Проваливай, — благодушно кивал Семен. — Давай, проваливай свой стакан.
И Викентий Павлович, как ни странно, понимал, что проваливать — это именно выпивать.
— Как-то неблагородно, — морщился он. — В день выборов следовало бы беленькую, Семен, э-э…
— Иванович, — улыбнулся Семен. — Семен Иванович, Викентий Павлович, и оба …
— Евреи, — подсказывал собутыльник.
— Лишенцы, — строго поправлял его Семен. — При этой власти мы лишены всего.
— А при той? — склонял набок голову Викентий, никак не решаясь приступать к процедуре проваливания.
— При той мы не знали, что лишены. А при этой знаем.
— Да, знание не всегда уместно, так сказать… — соглашался Викентий. — Ну, поехали…
В общем, Викентий Павлович уговорил Семена, во-первых, купить у него за символические пятнадцать тысяч бутыль с ракетным топливом, а во-вторых, немедленно приобрести на вырученную сумму бутылец белой.
— Вино на пиво будет диво… — изрек Викентий.
— Пиво на вино будет говно, — поддержал Семен. — Сейчас я схожу домой за бутербродом и раскажу одну историю. Прелюбопытнейшую.
Странно, но ему сегодня доставляло удовольствие изъясняться абсолютно не своим языком. Словно некий Акакий Акакиевич блудословил со стаканом в руке, а рядом подхихикивал ему не то Бобчинский, не то Добчинский.
— Бутыль не забудьте, — напомнил Викентий Павлович, когда Семен поднялся со скамейки.
— А что я с ним буду делать, с топливом этим хреновым? — на мгновение стал самим собой Семен.
— Прежде всего перелейте его в другую емкость, видите, трещина? — показал Викентий Павлович. — А потом я вас научу. Смею заметить, это уникальная жидкость, аналогов которой нет даже у них.
— Ну ладно, — рассмотрел на свет бутыль Семен.
Жидкость в бутыли настолько была похожа на обыкновенную воду, что даже неудобно было свинчивать пробку и уличать обходительного собутыльника в мошенничестве.
— А если поджечь? — ухмыльнулся Семен.
— Не дай Бог!- всполошился Викентий Павлович. — Но если хотите взорвать квартиру начальника, тогда конечно. Какой-нибудь примитивный взрыватель вместо пробки — и все будет, как в кино.
Семен торопился схватить из холодильника кусок сыра до прихода жены. Он поставил бутыль на пол — и тут же саданул по ней ногой. Бутыль грохнулась, трещина на стекле стала больше. Не долго думая, Семен выволок из-под ванны эмалированный тазик, который жена использовала для стирки, и перелил в него жидкость. Нет, это была все же не вода. Слабый, но устойчивый химический запах и маслянистый блеск говорили, что Семену действительно досталась какая-то трудно классифицируемая дрянь. Возможно, и взрывоопасная.
— Ладно, потом разберемся, — задвинул тазик под ванну Семен.
Сполоснул под краном руки, схватил сыр, полбатона — и ходу. Встречаться с женой еще было не время. День торжества российской демократии? Вечером он расскажет, с помощью чего и кого эта демократия побеждает. Но — именно вечером, не сейчас.
