Мужчины должны были сохранять урны, поэтому они бросались за них в бой. Было много покалеченных, с переломами, с пробитыми головами, причём властями было дано указание: в больницу пострадавших не принимать! Единственным местом, куда их соглашались брать, был госпиталь МВД. Встречались открытые переломы, закрытые, черепно-мозговые травмы.
Я сама видела настрой людей – они шли в бой за Родину. Их били, а они изворачивались, лезли через забор, но прорывались, чтобы проголосовать. Все понимали, что происходит. Мы добились, что бюллетени нигде погромщикам не достались, хотя что-то и порвали. Были и такие бюллетени, которые залиты нашей кровью – членов избирательных комиссий. Так было на всех участках, за исключением таковых в воинских частях, туда боевики не врывались, но тех, кто туда шел, тоже избивали, не щадили никого.
На всех участках делали вид, что бюллетени свозятся к нам, в Дом офицеров, хотя на самом деле они вывозились в центральную избирательную комиссию, находившуюся в распоряжении парашютно-десантного полка, это у нас удачно получилось. Мы находились в Доме офицеров на втором этаже в угловой комнате и прекрасно видели, что боевики собираются вокруг здания. Но у нас ничего при себе не было, все бюллетени и списки уже были в полку, где сидели наши люди и производили подсчёт.
Около Дома офицеров у нас стоял УАЗик. Мы должны были продолжать свою игру, а не просто тихо убежать. На участках нацисты продолжали бесчинствовать, и мы должны были оттянуть их силы на себя. Нас там было шесть человек.
Среди нас был Серавино Мирко Савва, серб, у них не принято называть по отчеству, но мы его называли именно так. Участник войны, в 15 лет, после оккупации его Родины немцами, он перешёл через горы, чтобы воевать, – героический товарищ. После войны добровольно остался в СССР, служил в армии, дослужился до подполковника, вышел на пенсию. Он был уже пожилым, но стройным и высоким человеком. Я заметила, что он как-то странно переминается и смотрит на окна, и спросила:
- Савва, вы о чём сейчас думаете?
- Елена Дмитриевна, сейчас бы пулемёт в окно, ни одной бы сволочи не осталось!
- А кем вы были на войне?
- Командиром стрелковой роты.
Ворота боевики взломали, они уже висели на заборах. Солдатик наш, шофер, спросил:
- Ну как же ехать? Я же их задавлю.
Я ему ответила:
- Разбегутся, дави!
И знаете, они действительно разбежались, мы на этом УАЗике прорвались сквозь толпу. Потом петляли по городу, потому что нас догоняли на автомобилях, и в конечном счёте мы укрылись в военной комендатуре. Там просидели сутки - на военную комендатуру они ещё не решались напасть. Но при нас, повторяю, никаких документов не было, все, в том числе и бюллетени уже были в воинской части.
Ещё эпизод. Моя мать голосовала 16-го марта на заводе Счётмаш, прямо рядом с нашим домом. Она пошла голосовать вместе со своей подругой, обеим было далеко за 60. Туда они прошли, а обратно выйти не могли, потому, что участок окружила банда боевиков, но внутри была сильная группа дружинников с завода, которая парализовала их действия. Тут подъехала машина Маршала Ахромеева (в марте 1989 года он был избран народным депутатом СССР от Бельцкого терр. округа №697 Молдавии, советник Горбачёва по военным делам, 24 августа 1991 г. был найден повешенным в своём кабинете). Когда он вышел из машины, толпа на него набросилась, с него сорвали погоны, плевали ему в лицо. Самое смешное, что моя мама с подругой вместе с дружинниками кинулись защищать Маршала. Они отбили его и сопровождающих его лиц у бандитов. затащили их в здание. Мама была потрясена: как же можно, Маршал, Герой Советского Союза!
Через день или два после того, как мы сдали все документы, Ахромеев встретился со всеми членами участковых избирательных комиссий Кишинёва. Он был очень тронут, благодарил нас всех, гордился нами, пожал руки мужчинам, женщинам – поцеловал руки. Он сказал:
- Раз такие люди есть, то Советский Союз будет.
Но он ошибся. Я хочу отметить следующее: он совершенно не производил впечатление неврастеника, который может засунуть голову в петлю. Несмотря на то, что он был уже пожилым, но выглядел сильным, крепким и мужественным человеком. Когда нам сообщили, что он повесился у себя в кабинете, я не поверила в эту чушь собачью – он был не из той породы людей. Очевидно, его повесили.
