У микрофона выступали опять же на всю нашу страницу с чтением лучшего из сокровищницы мировой и отечественной прозы и поэзии: В.Н. Яхонтов, Сурен Кочарян, Д.Н. Журавлёв, Д.Н. Орлов, И.М. Москвин, М.М. Тарханов, Хмелёв, Тарасова…А ещё радовали слух волшебная скрипка Давида Ойстраха, чудо-голоса Ивана Козловского, Сергея Лемешева, сестёр Лисициан, Марка Рейзена, Максима Михайлова, фортепьянные концерты блистательного пианиста Эмиля Гилельса и т.д. и т.п.
И на всю страну звучали высококлассные концерты Государственного симфонического оркестра СССР, Государственной Ленинградской академической капеллы, народных инструментов Союза ССР, русского народного хора имени М. Пятницкого, духового оркестра СССР, Государственного джаза.
И пока была жива Советская власть и радио, и телевидение обязывались служить самому насущному — образованию широких народных масс, приобщению их к прекрасному, героическому, воспитывали с малых лет у советского человека способность отличать истинное добро от суррогата, высокую поэзию от дешёвой, трескучей подделки. И потому «слово для народа» получали лучшие, крупные творцы.
К примеру — Юлия Друнина. В то время, когда иные, кроткие, слепенькие дарования вовсю воспевали «равнинное течение жизни», предвещающее дальнейшую тишь да благодать, и на первый план выдвигали тихонького «героя»-обывателя, весь героизм которого состоял в способности не брать лишнее за продаваемый государственные предмет, Юлия Друнина чуяла сердцем, насколько фальшива эта готовность воспевать «ничто и звать его никак». Она уже в 1983 году с иронической улыбкой цитирует стишок молодого поэта Е.М.: «То ли годы бегут от меня, то ли сам от себя убегаю, я бегу, пустотою звеня, и себя самого догоняю». Она, проницательная умница, — за неиссякаемый «свет гражданственности», когда никак нельзя забывать, что «враги сожгли родную хату», и никакой благодатью с той стороны, «из-за бугра», на советский народ не веяло и не веет. И то ли ещё будет: «Я вовсе не предлагаю писать только антивоенные стихи, хотя они, конечно, необходимы, как патроны винтовке. «Потому что земные пути каменисты ещё, к сожаленью… И неведомо, что впереди у солдат моего поколенья». Это строки из стихов молодого поэта Е. Чеканова — точные строки».
А теперь что? Когда выяснилось, с помощью «наших зарубежных друзей», будто нет страданий эксклюзивней, чем у Бродского и прочих диссидентов? Подумать только, будущий нобелиат целых полгода провёл в деревенской глуши! И за что? За что его не любят эти «чернокостники»? Оказывается, он и они жили в разных странах. Они — в той, где принято уважать Отечество со всеми его ошибками, драмами, трагедиями, но и с неслыханным энтузиазмом строителей нового, неведомого, сумевшим, когда пришёл час, разгромить не знавших прежде отпора варварские орды немецких фашистов. А он, мученик из мучеников, не хлебнувший и десятой доли военных-послевоенных бедствий, бестрепетно вывел: мол, «жил в самой несправедливой стране на свете. Ею правили существа, которых по всем человеческим меркам следовало признать выродками». И вообще, в его элитарном воображении убогие русские, включая высокочтимых православных святых, выглядят так:
Холуй трясётся. Раб хохочет.
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна.
Сверкает зимняя луна.
Се вид Отечества, гравюра.
На лежаке — Солдат и Дура.
Старуха чешет мёртвый бок.
Се вид отечества, лубок.
Собака лает, ветер носит.
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу.
В прихожей — куча на полу.
То есть давным-давно расцвела на Руси с помощью самозваного «образованного сословия» махровая, циничная русофобия. И получила после кровавых событий 1993 года привилегированные права на процветание в СМИ. Чтоб, значит, с одной стороны, вовсю обгаживать-обхохатывать русских. А с другой — их же, и все прочие народы заманивать в «светлое капиталистическое будущее».
Были у диких народов «козлы отпущения», когда верилось: зарежешь безвинную рогатую скотинку, и твои грехи как водой смыло. Но наши коротичи-гурвичи-шендеровичи-радзиховские, почуяв, где пахнет эксклюзивной похлёбкой, с восторгом записались в козлы обольщения-оглупления разноплемённого российского народа. А эффективность этого «культуртрегерского» метода проверена тоже давным-давно. На бойнях. Впереди, значит, шествует красавец-козёл. А за ним поспешает доверчивое овечье поголовье. В нужный момент ученый козёл-обольститель юрк в безопасное для себя место. А бестолковые овцы — прямиком, гуртом под нож.
