Вскоре пришли сообщения с воли о речи Ленина на похоронах Лафаргов. В. И. Ленин говорил об идеях марксизма, «столь блестяще подтвержденных опытом борьбы классов в русской революции… Под знаменем этих идей сплотился передовой отряд русских рабочих», который «отстаивал и отстаивает дело социализма, дело революции… Близится к концу эпоха господства так называемого мирного буржуазного парламентаризма, чтобы уступить место эпохе революционных бпгв организованного и воспитанного в духе идей марксизма пролетариата, который свергнет господство буржуазии и установит коммунистический строй» [7].
Ленин не осудил самоубийство, но он сказал, и каторжане согласились с ним, что сейчас самое важное — это близкая перспектива борьбы за свержение царизма и установление коммунистического строя.
В 1912 году, находясь в ссылке на Сухоне, вел партийную работу Ян Ленцман. Он помог расширить связи политкаторжан с внешним миром. В тюрьме узнали подробности состоявшейся в Праге большевистской конференции.
Бурю гнева вызвал расстрел рабочих на приисках далекой Лены весной 1912 года. Люди там искали золото, а нашли смерть. В те дни политкаторжане только и жили думами и толками о массовых рабочих стачках и демонстрациях протеста против Ленского расстрела, прокатившихся по всей стране. Узники протестовали по-своему: объявили голодовку, пели траурные гимны и революционные боевые марши.
К концу года узники стали время от времени получать большевистскую «Правду», благодаря невероятным ухищрениям товарищей на воле пробивавшую себе путь в камеры.
Политзаключенные болезненно остро реагировали на любое сообщение о военно-судебных приговорах. В начале лета в Кронштадте военный суд приговорил многих балтийских моряков к долгим срокам каторги. В конце июня в Севастополе военный суд приговорил девятерых матросов Черноморского военного флота к смертной казни, а четвертых — к каторге без срока. 25 октября 1912 года в Севастопольском военном суде приговорили сто сорок матросов военного флота. Семнадцать моряков осудили на казнь, остальных — на каторгу. Эти судебные процессы красноречиво свидетельствовали о революционном брожении на военном флоте.
Начавшаяся летом 1912 года новая вспышка самоубийств в разных каторжных тюрьмах довела политических в вологодской каторге до крайнего напряжения. Сведения об очередном бунте в Орловском централе, о волнениях заключенных в шлиссельбургской, псковской, бутырской, алагачской и кутомарской каторгах вызвали немалую тревогу. Самоубийства в знак протеста против телесного наказания политичесиих все еще воспринимались некоторыми узниками как героическое сопротивление тюремщикам и как бесстрашная защита человеческого достоинства революционера.
Гавен состоял в переписке со многими товарищами, оставшимися на воле. В тюрьму на его имя поступали письма из-за границы, написанные простыми и чаще всего химическими чернилами, с шифром, а то и просто полные иносказаний. Писали ему большей частью на латышском и немецком языках. Его корреспонденция была взята под особый контроль. Тюремщикам это доставляло много хлопот. О корреспонденции Гавена велась длительная переписка между начальником Вологодского губернского жандармского управления и особым отделом департамента полиции. Письма лабораторно изучали как важную политическую конспирацию.
Писали Гавену о выборах в думу, о борьбе с ликвидаторами, о стачечной борьбе рабочих, о подготовке к «страховой кампании», о жизни партии и о важных событиях на воле. Из-за границы ему писали о делах и жизни зарубежных социалистов, о трудной жизни русской политической эмиграции, о борьбе с оппортунистами, а больше всего о разразившейся Балканской войне. В одном письме из Цюриха от 12 сентября Гавену писали о покушении на наследника русского престола цесаревича Алексея и о его ранении, о самоубийстве в связи с этим «дядьки» наследника — генерала и двух морских офицеров. Из Цюриха же писали ему о стотысячной демонстрации питерского пролетариата.
Гавен получил фотооткрытку красивой молодой женщины. Открытка имела штамп Цюрихского почтамта, датированный 14 ноября 1912 года. На обратной стороне открытки была надпись: «Скоро будет европейская битва. Скоро наступят дни, когда сможем поговорит!.». Это был явный намек на решения Базельского конгресса. Подписано это было: «Любящая вас сестра». Гавен давал читать эти письма товарищам по камере и близким ему социал-демократам в других камерах.
