Он подошел к Гермионе, застывшей перед своим портретом, взял за окаменевшие в напряжении плечи. Гермиона слегка вздрогнула, тихо вздохнула, переводя дух, и он почувствовал, как ее мышцы расслабляются.
А потом с облегчением вздохнула Гермиона на портрете. И улыбнулась.
— Подойдите, — попросила она. — Пожалуйста…
Они присели на край кровати. Гермиона-на-портрете (фоном была часть гостиной со столом, за которым она любила заниматься) подвинула стул к раме, уселась боком, положив локоть на спинку — и эта поза, такая знакомая, уютная и любимая, делала ненужными любые другие аргументы. Это была Гермиона. И она сказала:
— Я — это ты, Гермиона… Не нужно меня бояться.
— Я не боюсь.
— Ты боялась за меня. Боялась сделать мне больно, — портрет говорил уверенно, как о чем-то точно известном, — но значит, боялась за себя, ведь ты — это я.
— Ты чувствовала то же самое?
— Не совсем. Я ведь в другом окружении. У нас — как у Дамблдоров, они ведь не говорят одно и то же хором, верно? И не думают хором, — она рассмеялась. — И все равно каждый из них — Дамблдор.
— Да, ты права, — согласилась Гермиона. — Знаешь, Гермиона…
И обе расхохотались.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Как мечтала в детстве…
— …увидеть себя перед собой… — подхватила ее двойник.
— …и сказать себе…
— «Ты знаешь, Гермиона?!..»
Тут уже рассмеялись все трое. И смеялись долго. А потом Гермиона-на-портрете серьезно сказала:
— Я знаю все то же, что и ты, Гермиона. Все помню. И все чувствую.
— Все-все?
— Гарри очень ласково поглаживает твою спину чуть ниже затылка, — с лукавой улыбкой сообщила она.
— Да… Да! Ты — это я! Вот только…
— В одну сторону, — непонятно пояснила Гермиона-на-портрете. — Не спрашивай — я тоже не знаю, почему. Ты не понял, да? — она заметила, что Гарри хмурится.
— Кажется, понял, — отозвался он. — Ты читаешь ее мысли, а она твои не может…
— Нет, не совсем так… Это не как при легилеменции. Как бы это объяснить, Гермиона?
— Не знаю. Я догадываюсь, о чем ты… погоди! Мои воспоминания, мой опыт…
— Да, сначала смутно, — кивнула Гермиона-на-портрете. — А когда ты вошла, и мы увидели друг друга — все стало ну таким четким! Я потому сначала не могла ничего сказать — я торопилась вспомнить все, что с тобой было… что было со мной! Особенно…
— …особенно про Гарри, правда?
— Да… Я так счастлива, Гермиона! — она прерывисто вздохнула, и Гермиона повторила этот вздох (потому что Гарри, которому становилось все интереснее, провел пальцами вдоль ее позвоночника). — Ох, Гарри, милый, это ужасно отвлекает!
Гермиона мягко, но решительно убрала его руку:
— Правда, потерпи еще немножко… Ну, Гарри!.. — она посмотрела на свой портрет, когда Гарри начал гладить ее бедро, и развела руками. — Ну что мне с ним делать?
— Можно я останусь с вами? — тихо спросила Гермиона-на-портрете. — Пожалуйста… Можете, если хотите, меня занавесить. Или повернуть портрет к стене.
— А тебе не будет… тяжело? — осторожно спросила Гермиона. — Ведь Гарри только здесь.
— Нет. Я чувствую все, что и ты. Он ведь с тобой… значит, он со мной. Гарри…
— Мы не будем тебя занавешивать, — сказал Гарри. — Оставайся с нами, Гермиона.
Он не мог сказать, когда наступил сон. Будто всего лишь минуту назад лежал, закрыв глаза, счастливый и измученный любовью — а сквозь веки уже просачивался дневной свет. Сон таял постепенно, так что, вспоминая вчерашний день, он сначала подумал, что все это — продолжение сна. Окончательно же его разбудил тихий разговор двух совершенно одинаковых голосов.
— С добрым утром, Гермиона. Спасибо вам за эту ночь.
— Бедняжка — тебе приходится спать за столом!
— Да ничего страшного, — негромкий смех. — Я же портрет. У меня не затекают мышцы, не сводит шею… Я никогда не устаю, да и сплю только для удовольствия. Мне не нужно есть и пить, но я могу это делать — тоже ради удовольствия. Не так уж и плохо быть нарисованной.
— А тебе не бывает скучно? Или одиноко?
— Нет. Я почти не ощущаю время. А если здесь надоест, могу сходить в гости к другим портретам, или отправиться в путешествие по магическим картинам — знаешь, сколько их на свете? За сто лет не обойдешь, да и постоянно появляются новые. Целый мир! Даже картины некоторых маглов для нас доступны — я, наверное, первая это открыла. Я бывала в картинах Леонардо. И в совсем невероятных. У Ван-Гога, например…
