— Здорово! Только потише — Гарри разбудим.
— Да он не спит! Смотри — у него веки подрагивают. Гарри! Молодость проспишь!
Гарри открыл глаза, приподнялся на локте и картинно вздохнул.
— Рон был прав, — задумчиво сказал он. — Любовь — это тяжкая доля, особенно с такой наблюдательной и проницательной подругой… а теперь уже и в двух экземплярах!
Ему хотелось произнести это, отправив взор куда-то в неведомую даль — но не получилось. Обе Гермионы были обнажены, обе находились в поле зрения, и удержаться от восхищенной улыбки было просто невозможно.
— Короче, — подытожила Гермиона, — вставай!
— Я бы еще полежал, — осторожно возразил он. — С тобой…
Она задумалась, но Гермиона-на-портрете с огорчением возразила:
— Лаванда может вот-вот вернуться.
Гарри вскочил и начал одеваться.
— Жаль… — сказал он. Портрет Гермионы сочувственно кивнул.
— Ничего, — утешающее сказала ей Гермиона, — нам обещали свою комнату, и мы заберем тебя к себе. Хочешь?
— Конечно! Знаете, я тут подумала…
— Что?
Не ответив, она подняла с пола мантию и начала одевать на себя. Гермиона, заправляя рубашку, пристально смотрела на нее.
— Что, Гермиона? — настойчиво спросила она — и осеклась.
— Слишком уж сумасшедшая мысль… — пробормотала та.
— Но ты уверена, да?
— Да, почему-то уверена. Ведь все сходится.
— О чем вы, девочки? — с беспокойством спросил Гарри.
Они глянули на него и опять уставились друг на друга. Потом Гермиона подошла к портрету и коснулась его ладонью. Ее двойник сделал то же самое. Их ладони соприкоснулись, обе ахнули и отдернули руки.
— Что такое? — Гарри шагнул вперед. — Что вы делаете?
— Все в порядке, Гарри, успокойся, — быстро сказала Гермиона. — Мы просто проверили одну мысль.
Она взяла его за плечи и, глядя на него горящими глазами, сказала:
— Я могу войти туда, понимаешь? И я хочу попробовать.
— Нет! — он схватил ее за руки.
Ее лицо вытянулось от огорчения.
— Гарри… — почти умоляюще прошептала она. — Пожалуйста! Никакой опасности нет, поверь!
Он колебался, видя, как в ней борются желание попробовать и нежелание причинять ему боль; и чувствовал, как в нем самом страх снова ее потерять борется с доверием к ее уму и интуиции… В конце концов доверие победило, и он, отпустив ее, молча кивнул. Теперь уже колебалась Гермиона.
— Если ты не веришь…
— Я верю, — перебил он. — Просто мне страшно.
— Я понимаю, Гарри. Подумай — мы же сейчас Круг. Ты в одиночку вытащил меня из Страны Мертвых. Значит, сейчас сможешь вытащить откуда угодно.
— Да, ты права… — он через силу улыбнулся. — Но мне все равно будет страшно, так что… не обращай внимания, и все.
— Какой ты замечательный, Гарри!
Она поцеловала его и шагнула в портрет.
И исчезла. Гарри прошиб холодный пот. На портрете была только одна Гермиона: спиной к нему — но в мантии.
— Получилось! — она повернулась, ее лицо сияло. — Гарри, смотри — получилось!
Она вытянула руку — и рука высунулась из портрета. Гарри схватил ее.
— Здорово! — пробормотал он. — Только… кто ты? Кто из вас обеих?
— Мы обе! Ты не понял? Мы же слились!
— Ты же в мантии.
— Ну и что… А!
Гермиона провела руками по мантии, рассмеялась и задрала ее до подбородка. Под ней были джинсы и рубашка — хотя Гермиона-на-портрете надела ее на голое тело. Гарри с облегчением перевел дух и улыбнулся.
— Замечательно! Ты умница, Гермиона! А когда ты вернешься сюда, ты там останешься?
Она заморгала, пытаясь понять, потом рассмеялась:
— Ох, грамматика получается та еще! Конечно, Гарри. Опять будем я и мой портрет. А вот знания у нас теперь общие. Не представляешь, какой здесь потрясающий мир!
— Замечательно! — повторил он. — Только…
— Что?
— Иди сюда.
Подумав, она кивнула и шагнула в комнату.
На ней снова были джинсы и рубашка, а с портрета весело улыбалась Гермиона в мантии.
— Получилось! — хором воскликнули обе.
— Получилось! — подтвердил Гарри и прижал к себе Гермиону (ту, что в комнате). — Я бы и тебя обнял, — сказал он портрету, — только, понимаешь…
— А ты и меня обнимаешь, Гарри, — весело успокоила его Гермиона-на-портрете. — Я же все чувствую! Вот только ответить на твои объятия, несколько, понимаешь ли…
Гермиона оглянулась через плечо:
