— Ну, она там сидит, но вроде да, в натуральную величину…
Не дослушав, он бросился к лестнице. Взлетел по ней так, что поспешившим за ним Грейнджерам показалось — он воспользовался магией. И нерешительно замер перед дверью.
Слегка запыхавшаяся Эльза протиснулась мимо него, вошла и включила свет.
— Заходите, Гарри.
Поколебавшись, он перешагнул порог и начал оглядываться. Его взгляд остановился на фотографию, он подошел и застыл.
— Вам нравится? — спросил Джеральд.
— Потрясающе!
— Ее сфотографировал мой коллега, Реджинальд Хью. Мы с ним однокурсники, он еще в колледже всюду таскал с собой фотоаппарат. Несносный тип, но талантлив, очень талантлив. И как дантист, и как фотограф…
— Я вижу!
— Подходит, Гарри? — тревожно спросила Эльза. — Она ведь не цветная.
— Неважно. Неважно! — его взгляд скользил по профилю Гермионы. — Главное, это она… она, настоящая… — он посмотрел на диван под постером. — Это можно убрать?
— Разумеется.
Он достал палочку, но Джеральд отодвинул его в сторону, нагнулся, поднял весь диван и поставил под окном.
— Чуть что, сразу палочка! — с притворной грубоватостью сказал он. — А руки на что?
— Вы с Хагридом не пробовали армрестлинг? — ошеломленно спросил Гарри.
— Пробовал, а как же!
— Ну, и?..
— Я проиграл, — признался Джеральд. — Но не сразу!
Эльза хихикнула.
— Ну что, Гарри? — спросил Джеральд. — Я так понял, что…
— Да. И место тоже, — завороженный, Гарри с трудом оторвал взгляд от фотографии и начал оглядывать комнату. — Ее комната, здесь все — ее… Жалко будет, правда, портить такой снимок!
— Гарри, — сурово заявил Джеральд, — если вы вернете нам нашу девочку, я, так и быть, прощу вам испорченный постер!
— Да мы новый закажем, Гарри! — торопливо вмешалась Эльза. — У Реджа ведь пленка сохранилась.
— Ладно! — Гарри присел на диван. — Я немного соберусь. И кое-что надо объяснить.
— Если о том, что это будет опасно, то не надо. И так понятно.
— Может, и не будет. Вот что самое плохое, мистер Грейнджер…
— Джеральд.
— Да, Джеральд. Хуже всего то, что я почти ничего не знаю. Может оказаться проще простого. Но можем и погибнуть все.
— Тогда Эльзе лучше уйти…
— Я остаюсь, — отрезала она. — Гарри, даже если не получится ее вернуть… мы хотя бы сможем ее увидеть? Поговорить?
— Думаю, да.
— Тогда я остаюсь.
— Я должен предупредить — если та легенда верна, Гермиона будет в очень плохом состоянии. Несколько, возможно… безумная.
— Что за легенда, кстати? Я так и не спросил, а ведь вы сказали — магловская.
— Про музыканта-волшебника, который спустился в страну мертвых за своей возлюбленной…
— Эвридикой. Легенда про Орфея! Так ваш загробный мир — это Аид?!
— Вряд ли один к одному, но очень близко. В легендах ведь многое искажаются. Но все, что я нашел в наших книгах, хорошо укладывается в этом. Очень надеюсь.
— А «Одиссею» вы читали?
— Да. Тогда я и понял, что моя кровь должна помочь.
— Так вы говорили в буквальном смысле? — с ужасом спросила Эльза. — Она должна напиться вашей крови?
— Видимо, да — это должно привести ее в чувство. Миссис Грейнджер, если вид крови на вас плохо действует…
— На меня? Я же врач! Подождите. Значит, у нее там есть тело? Она не просто дух?
— Есть… мы называем это «телесность». Не совсем тело, не совсем жизнь…
— Носферату?
— Да, — Гарри был порядочно удивлен. — Не думал, что вы знаете это слово.
— Оно из наших сказок, Гарри. Из страшных.
— Да, носферату, нежить… — он заметил, что Эльзу передернуло. — Это необязательно что-то страшное, миссис Грейнджер! Немного телесности есть даже у призраков.
— А как она будет выглядеть?
— Гермиона? Такой, какой себя помнит — и в то же время какой увижу ее я, а мне надо будет не только представлять ее, но и видеть перед собой — для того и нужна фотография.
— Я слегка запуталась… неважно. Получается, что ей снова будет шестнадцать? — засмеялась Эльза.
— Ну… да. Физически. Или семнадцать, где-то посередине — она ведь помнит себя восемнадцатилетней. Телесность изменчива. Но Гермиона ничего не забудет, не потеряет год жизни. Тело и дух — разные вещи, неважно, живое тело или носферату. Ее духу восемнадцать лет, она будет помнить все. Подождите, миссис Грейнджер, я вдруг подумал…