Гарри невольно рассмеялся. Как это типично для дяди – возлагать надежды на официальное учреждение, даже если оно относится к миру, который дядя ни во что не ставит и которому не доверяет.
– Вы же слышали, что говорили мистер Уизли и Кингсли, – ответил Гарри. – Мы думаем, что в Министерство проникли вражеские агенты.
Теперь дядя Вернон прохаживался вдоль камина, вздыхая так тяжело, что подрагивали его большие чёрные усы. Лицо дяди так и оставалось багровым от умственных усилий.
– Ну хорошо, – произнёс он, в который раз останавливаясь перед Гарри. – Хорошо, допустим на минуту, что мы примем эту защиту. Но я всё равно не понимаю, почему нас не может охранять этот ваш Кингсли.
Гарри еле удержался, чтобы не завести глаза к потолку. Этот вопрос он тоже слышал уже с полдесятка раз.
– Я же вам говорил, – стиснув зубы, ответил он. – Кингсли охраняет маг… вашего премьер-министра.
– Ну да, потому что он самый лучший! – подтвердил дядя Вернон и ткнул пальцем в тёмный экран телевизора. Дурсли заметили в выпуске новостей Кингсли, скромно шагавшего за посещавшим какую-то больницу магловским премьер-министром. И это плюс то обстоятельство, что Кингсли сноровисто носил одежду маглов, не говоря уж об успокоительных тонах его низкого, неторопливого голоса, заставляло Дурслей относиться к нему куда лучше, чем к любому другому волшебнику. Правда, они ещё ни разу не видели его с любимой серьгой в ухе.
– Ну, в общем, он занят, – сказал Гарри. – Но Гестия Джонс и Дедалус Дингл более чем способны справиться с этой работой…
– Если бы они нам хоть документики какие показали… – начал дядя Вернон, однако терпение Гарри уже лопнуло. Вскочив на ноги, он подошёл к дяде и теперь сам ткнул пальцем в пустой экран телевизора.
– Эти несчастные случаи – никакие не случаи: катастрофы, взрывы, крушения поездов и всё, что ещё произошло с того времени, когда вы в последний раз смотрели выпуск новостей. Люди исчезают и гибнут, и за всем стоит он, Волан-де-Морт. Я говорил вам множество раз: он убивает маглов просто ради забавы. Даже туманы – и их нагоняют дементоры, а если вы не помните, что они собой представляют, спросите у вашего сына!
Руки Дадли инстинктивно вздёрнулись вверх, чтобы прикрыть ладонями рот. Потом, сообразив, что на него смотрят и Гарри, и родители, Дадли медленно опустил ладони и спросил:
– А их… ещё больше?
– Больше? – усмехнулся Гарри. – Ты имеешь в виду больше тех двух, что на тебя напали? Конечно, больше. Их сотни, может быть, теперь уже тысячи, они же питаются отчаянием и страхом…
– Ну ладно, ладно! – гаркнул Вернон Дурсль. – Ты убедил нас…
– Надеюсь, – сказал Гарри, – потому что, как только мне исполнится семнадцать, все они – Пожиратели смерти, дементоры, может быть, даже инферналы, а это трупы, околдованные Тёмным магом, – отыщут вас где угодно и набросятся всем скопом. И если вы хорошо помните последнюю вашу попытку справиться с магом, то, думаю, согласитесь с тем, что вам потребуется помощь.
Наступило недолгое молчание, в котором словно прозвучало далёкое эхо треска вышибаемой Хагридом входной двери, долетевшее сюда сквозь прошедшие с того дня годы. Тётя Петунья не сводила глаз с Вернона, Дадли – с Гарри. Наконец дядя Вернон выпалил:
– А как же моя работа? А школа Дадли? Я что, должен бросить всё на свете ради горстки болтающихся без дела волшебников?
– Вы так и не поняли? – воскликнул Гарри. – Они будут пытать вас и убьют, как убили моих родителей!
– Пап, – громко сказал Дадли. – Пап, я лучше к этим пойду, которые из Ордена.
– Дадли, – отозвался Гарри, – впервые за всю свою жизнь ты произнёс нечто умное.
Он понял, что выиграл это сражение. Если Дадли испуган настолько, что готов принять помощь Ордена, родители отправятся с ним: о расставании с Дидинькой и речи никакой идти не могло. И Гарри взглянул на дорожные часы, стоявшие на каминной полке.
– Они будут здесь минут через пять, – сказал он и, не услышав ни от кого из Дурслей ответа, вышел из гостиной. Будущее прощание – и, вероятно, навсегда – с тётей, дядей и двоюродным братом нисколько его не огорчало, однако некоторая неловкость словно бы оставалась висеть в воздухе. Что говорят при расставании люди, прожившие шестнадцать лет в прочной нелюбви друг к другу?
