– Именно. Спрашиваю.
– Облака, – сказал Гэд. – Какие они смешные. Одно похоже на собаку, другое – на задницу. Клянусь богами, на задницу милой Рутты.
– Ты не можешь без грязи… – Бармокар тоже запрокинул голову. Тоже увидел облака. Они большими стаями гонялись друг за другом по ярко-голубому небу. При желании в каждом пузатом воздушном существе можно было признать кого угодно: верблюда, парус, дикого кабана, воина, лошадь и даже задницу.
– Ты счастливчик, – сказал Бармокар. – Сделай и меня счастливым.
Гэд удивленно взглянул на него.
– Счастливым? А разве ты увечный?
– Нет, не увечный.
– Так в чем же дело?… Ты шагаешь по прекрасной земле, катаешься как сыр в масле со своей Руттой, тебя ждут слава и богатство… В Сагунте отделался всего-навсего этим шрамом на щеке. А ведь мог бы… Мало тебе этого?
– Нет, не мало.
– Так в чем дело? Любишь копаться в своей душе, гневить великих богов. Да посмотри ты на себя: голова на месте, ноги-руки целы, бока – тоже. Разве всего этого мало для счастья? Разве?.. – Тут он запнулся, приметив Ахилла-грека, пожиравшего ляжку какой-то дичи. – Послушай, Ахилл!
Грек подошел. Это был Геракл после нового подвига.
– Что это ты жрешь, Ахилл?
– Эта? – Ахилл поднял кверху добрый кусок ярко-алого мяса на ярко-белой кости. – Эта? Мяса, Гэд, мяса. Кабан знаешь? Ее ног.
– Где ты раздобыл?
– Там, – неопределенно объяснил грек.
– Пахнет, как финикийская смола.
– Это плоха? – поинтересовался грек.
– Наоборот. Очень хорошо, Ахилл. Дай попробовать.
Ахилл протянул пращнику кабанью ногу. Гэд ловко откусил мясо, словно острым ножом отрубил.
– Ну и пасть! – изумился грек. Это он произнес на родном языке. – Ты – африканский лев. Хочешь? – обратился он к Бармокару.
– Нет, не хочу.
– Не хочешь – как хочешь, – рассмеялся грек. – Я буду говорить по-эллински. Хорошо?
Бармокар сказал:
– Валяй, мы понимаем и по-эллински. Кто живет в карфагенском порту, все языки понимает.
– И ты? – спросил Ахилл Гэда.
– И я.
– Ахилл, ты – человек с головой, – сказал Бармокар. – Одно слово – грек.
– Да, грек. Мы все, греки, с головами.
– Это как сказать, – усомнился Гэд.
– Так и сказать: все с головами.
– Допустим, – продолжал Бармокар. – Скажи мне, но только откровенно: что ты думаешь об этих горах?
– Этих? – Грек кивнул в сторону гор.
– Да, этих самых.
За него ответил Гэд:
– Чего думать?! Когда придем к ним – тогда и поговорим. А сейчас что говорить? Только язык точить. Вы знаете про ливийский перец? Он как огонь во рту. Вот такого перца мы зададим Риму – тогда обо всем и поговорим. Меня поняли или не поняли?
Ахилл отрицательно покачал головой:
– Ты немножко глупый… О таком знаешь как говорят в Аргосе?.. Такого, как ты, запросто схарчат в горах.
– Что такое – схарчат? – спросил Гэд.
– Что такое? Ничего такого – харч знаешь?
– Знаю.
– Значит, схарчат. Потому что ты думаешь, что сильнее всех. И этих гор тоже.
Гэд и Бармокар покатились с хохоту.
– Артисты! – сказал грек и принялся пожирать кабанье мясо. Живо расправившись с ним, отбросил кость в сторону, вытер ладонью засаленные губы: – Теперь ясно вам? Схар-чат!
– Ясно, ясно! – сказали пращники.
– То-то же! А теперь слушайте. Что такое Альпы? Альпы – это горы. Что такое горы? Горы – это высокая земля. Та же равнина, та же пустыня, только изуродованная. Ясно? Это немного по-философски – но ничего. Это так. Но не совсем. Потому что эта неровная земля посыпана снегом. Это плохо. Но не очень. Потому что у нас есть голова. Когда есть голова – ничего не страшно.
Гэд слушал разинув рот. А Бармокар щурил глаза: что значит – та же равнина, но немного изуродованная? Это же белиберда какая-то. Может, даже философская.
– Мы сейчас здесь, – сказал грек по-финикийски, подпрыгнул и снова твердо стал на ноги, не упал. – А потом будем там. – Он повернулся к горам и плюнул в их сторону. – Вот так мы плюнем на Рим. Как у вас скажут? С высокого дерева?
– Да, с высокого, – подтвердил Гэд.
– Я гаварю. Я все знал, когда гаварил, – хвастал грек на ужасном греко-финикийском. – Наш Ганнибал имеет большую голову. Он бить Рим. И за Грецию тоже. Я сам слысал, как скажет Ганнибал: «Греция долзна снова делать великая». А почему так скажет? Потому что мы, греки, и вы, карфагеняне, как братья. Вот так. – Ахилл сплел пальцы на своих руках. – А когда мы так, кто бить будет? А Рим – что? Он за гора. Они пьют и спят с женщина, они думают, что как боги на Олимпе. А они не ведают, что на Олимпе паши боги, что Олимп нас, гресеский. Верно говорю?
