Стайкой налетели мальчишки, начали совать в руки сырые еще листовки: их только что отпечатал неутомимый Даннемарк, не покидавший подпольную типографию после ночного заседания Петербургского комитета.
— «Разносите тюрьмы, освобождайте борцов за свободу, — читал Михаил. — Громите жандармские и полицейские управления! К вооруженному восстанию, товарищи! Свергнем царское правительство, поставим свое!..»
Кровавым воскресеньем назвал народ этот день. Да, он был кровавым: 140 тысяч человек мирно шли в колоннах к Зимнему дворцу; убито свыше тысячи, ранено в пять раз больше! Победа царя над безоружным народом стоила не меньше жертв, чем крупные сражения в Маньчжурии…
Но он был и «воскресеньем». Ленин писал о нем: «Рабочий класс получил великий урок гражданской войны; революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни».
И для Михаила Фрунзе день этот был кровавым. Но закончился он рано, в сумерках, когда раненому политехнику удалось доплестись до общежития в Лесном. Не исключено, что день продолжался бы до полуночи, знай Михаил, как развернутся события вечером.
Во всех районах города шли волнения и стычки. На Петербургской стороне, где большевиков все дни глушили гапоновцы, состоялся грандиозный митинг в Народном доме, возле зверинца, и молодежь на глазах у всех сожгла портрет царя. На Шлиссельбургском тракте, у Нарвской заставы, на Троицком мосту, у Александровского сада, у скверов на Невском рабочие воздвигли баррикады с проволочными заграждениями, с красными флагами. Из окон соседних домов бросали камни и стреляли в войско. Толпа отнимала у полицейских оружие.
На Васильевском острове развернулись ожесточенные бои на баррикадах. Студент университета Давыдов с боевыми товарищами захватил оружейную мастерскую Шаффа и частную типографию, где отпечатал призыв к восстанию. Рабочие Васильевского острова соорудили двенадцать баррикад, повалив телеграфные столбы. И на Малом проспекте бились с войсками и с полицией до поздней ночи…
Фрунзе не знал об этом, когда добирался до института, боясь упасть без сил по дороге.
Он засветил коптилку и подумал: «Прежде всего надо заштопать рубашку, китель и шинель». Но едва успел раздеться, как… наступил вечер 10 января. Спал он ровно сутки…
Но кровавый день был и для него «воскресеньем»: он решил отдать революции все свои силы.
И 10-го вечером вышел на улицу, чтобы отправить в Пишпек письмо матери, ставшее для него клятвой:
«Милая мама, у тебя есть сын Костя, есть и дочери. Надеюсь, что они тебя не оставят, позаботятся о тебе в трудную минуту, а на мне ты, пожалуй, должна поставить крест… Потоки крови, пролитые 9 января, требуют расплаты. Жребий брошен, Рубикон перейден, дорога определилась. Отдаю всего себя революции. Не удивляйся никаким вестям обо мне. Путь, выбранный мною, не гладкий…»
Большевик в «Русском Манчестере»
В начале 1905 г. стал работать в Иваново-Вознесенском промышленном районе. Был одним из организаторов и руководителей известной стачки текстильщиков в 1905 г. охватившей весь промышленный Иваново-Вознесенский район… Был организатором Иваново-Вознесенской окружной организации и затем Иваново-Вознесенского союза РСДРП, охватывавшего как городскую… организацию, так и весь… промышленный район (Иваново-Вознесенск, Шуя, Кинешма, Тейково, Родники, Юрьевец, Южа и пр.).
M. Фрунзе
После Кровавого воскресенья Михаил Фрунзе пробыл в Санкт-Петербурге не больше двух месяцев. С 12 февраля он уже не посещал институт — сохранилось его прошение на имя директора об отпуске до 1 сентября 1905 года. Он еще надеялся, что с осени удастся сочетать занятия с беспокойной и опасной деятельностью профессионального революционера. Но мечты сбылись не полностью…
Узнав, что Оля Генкина в «Крестах», он не выходил в город всю неделю и долечивал рану до 17 января: в этот день закончилась забастовка питерских рабочих, в городе дали свет и воду, пошла конка, и в аудиториях помалу стали собираться студенты, хотя регулярные занятия еще не начинались.
