Замешкались Петр Баранов и Савин с Захаровым. Они не успели добраться до подножки, так как подбежала охрана из другого тамбура. Их сбили с ног, арестовали, и, на диво, это спасло им жизнь. Баранов горячее других стал доказывать охране, что за смерть Линдова с товарищами красный террор падет на голову восставших и никому из них спастись не удастся, потому что власть рабочих и крестьян не прощает измены и предательства.
— Сегодня вы убьете нас, завтра вороны расклюют ваши глаза, потому что поганую сволочь мы хоронить не позволим! Выдайте главарей — Гольцева и Богданова, тогда я буду просить сохранить вам жизнь!
Баранов с товарищами были доставлены в мятежный полк. Но охрана в их вагоне не дала чинить над ними самосуд. Да и подавляющая масса в полку уже поняла, что она зашла слишком далеко и что главари мятежа ее предали: Гольцев и Богданов сбежали, сообразив, что им грозит за убийство группы крупных политических работников. Баранов, Захаров и Савин уговорили одураченных бойцов повернуть оружие против беляков в Уральске.
И опять пришла пора удивиться бывшему генералу Новицкому. Фрунзе не перебивал его, не расспрашивал. А затем сказал спокойно:
— Найдите Баранова, Федор Федорович, такой человек нам нужен.
А уж оценку трагедии на станции Озинки он сделал молча, ни с кем не делясь своими выводами. Он знал Линдова, когда была первая встреча с Владимиром Ильичем на даче «Ваза», разговаривал с ним и проникся уважением к этому человеку. Он был с головой Сократа, минутами очень похожий внешне на Ленина; умный, мыслящий врач с дипломом Сорбоннского университета, позднее — крупный агент Русского бюро ЦК. Арестовали его ранней весной 1911 года в Туле вместе с Виктором Ногиным и отправили в ссылку. Он отходил на время от революции, но вернулся в Питер в 1917 году и снова сблизился с Лениным. Владимир Ильич и направил его в Реввоенсовет 4-й армии.
И Петра Майорова знал Фрунзе еще по Питеру в 1905 году, когда тот работал в снарядной мастерской завода «Лесснер» и шустро выполнял обязанности связного между комитетами. Да и недавно виделись они в Москве, в дни V Всероссийского съезда Советов: Петр был секретарем крестьянского отдела ВЦИК и создал в столице газету «Голос трудового крестьянства».
1 февраля 1919 года, неделю назад, похоронили его и Линдова в Москве. А питерцы именем своего боевого друга Майорова назвали бывший Вознесенский проспект.
«Как решает нашу судьбу одна роковая минута, — думал Фрунзе. — Баранов спасся, потому что не выпрыгнул из поезда. Зачем Линдов искал спасения в бегстве? Не поверил в какой-то миг, что мятеж уже захлебнулся после смерти Чистякова? И что решительное слово большевика могло отрезвить опьяненные бунтом головы? Нет, все это куда сложнее, чем кажется мне сейчас!..»
— А как нас встретит уральская «вольница», Федор Федорович?
— Боюсь, что без энтузиазма, — мрачно ответил Новицкий.
К Уральску подъехали после полудня.
Новицкий дал знать о приезде командующего, но никто не поверил его депеше: командармы на передовой никогда не появлялись. И Фрунзе остановился у заставы как частное лицо.
Два красноармейца, живо переговариваясь, небрежно проверили документы, не вызвали караульного начальника. И один из них махнул рукой в сторону города:
— Давай!
Новицкий был шокирован: он беспокойно ерзал на месте и пощипывал рыжеватую эспаньолку, заиндевевшую от морозного ветра. Фрунзе поглядывал на него, лукаво щуря глаза. Он еще не привык к рапортам и мало был озадачен таким приемом. Ему бросались в глаза другие вещи: многие бойцы, распахнув шинели, явно щеголяли кожаными куртками, и брюками, и новыми хромовыми сапогами, а на каждом перекрестке и почти у каждого дома военная молодежь палила из винтовок, хохоча и выхваляясь друг перед другом.
Федор Федорович глянул на часы: за одну минуту грохнули столько раз, что он сбился со счета, успев засечь две сотни выстрелов. Он поманил бойца, который с упоением посылал пули в небо, раскидывая вокруг себя пустые гильзы:
— Что за пальба, товарищ?
— Душа горит! От победы! С прошлой весны начали сюда рваться, товарищей потеряли — страсть! Ну и казару пужаем, она намедни два раза налет делала, чуть город у нас не отбила!
