— Вчера было плохо. Ночью частично продвинулись.
Вдруг какой-то шум, треск в аппарате, и другой голос:
— Кто говорит? Кто говорит?
Опять называю себя и повторяю вопросы. Слышу ответ:
— Дела идут хорошо. Никакой помощи не нужно. Скоро все будет спокойно.
— С кем я говорю?..
Но мой вопрос уже излишен. Разговор прерван, и телефонистка уверяет, что Москва на вызовы не отвечает.
Спешу к себе в Совет, иду прямо к Фрунзе и рассказываю о случившемся. Начинаем понимать, что в Москве идёт серьезная борьба… Вполне возможно, что на телефонной станции там уже распоряжаются юнкера. Надо готовить вооруженную помощь московским большевикам.»
Взяли на учет оружие, в два полка назначили комиссаров. Тут и подошло известие, что Московский ревком просит помощи. За два дня был сформирован отряд. И 31 октября Михаил Васильевич выехал в Москву для «взаимной информации», как было записано в решении комитета большевиков. И распорядился выслать отряд по его телеграмме немедленно.
Телеграмма пришла на другой день. И вечером, 1 ноября, солдаты Шуйского гарнизона и красногвардейцы, получив вагоны и паровоз в Иваново-Вознесенске, двинулись добивать юнкеров в древней русской столице.
Накануне в Шую приехал член Московского областного Совета Обоймов. Его назначили начальником эшелона. Командовал отрядом поручик Стриевский, комиссаром у него был левый эсер Богданов-Марьяшкин. По пути к шуянам присоединились солдатские подразделения из Коврова и Владимира, и в отряде стало две тысячи штыков.
Но Михаил Васильевич разминулся с ним по дороге. Опасаясь, что отряд может задержаться отправкой, он выехал ему навстречу. Связь не работала, и только в Шуе Фрунзе узнал, что товарищи выехали своевременно. Догонять их не было смысла: 3 ноября основные силы белых были преодолены. Революционные войска заняли Кремль и Александровское военное училище. Сдался штаб Московского военного округа на Пречистенке. Но отряд сделал свое дело.
«Прибытие нашего… подкрепления, — писал Фрунзе, — сыграло в ходе борьбы довольно крупную роль, — правда, больше морального, чем материального характера. Когда отряд подходил к Москве, то на Нижегородском вокзале и прилегающих районах распространился слух, что идут с фронта войска Керенского для подавления большевистского восстания. Такое представление создалось ввиду действительно настоящего походного боевого вида нашего отряда. Тем резче проявился перелом, когда узнали, что это не войска Керенского, а, напротив, прибыли революционные войска для того, чтобы поскорее покончить с сопротивлением белых. Кажется, на другой же день после прибытия и состоялась капитуляция белых».
Двести шуян несли караульную службу в Кремле. Но и они вскоре вернулись в Шую, захватив с собой трофейный пулемет.
Михаил Васильевич пробыл в Москве всего лишь один день, 1 ноября. Но этот день мог стоить ему жизни: на улицах и площадях кипел артиллерийский бой; едва умолкало орудие, слышен был стрекот пулеметов и хлопки винтовочных выстрелов; а он с мальчишеским озорством кинулся под пули в районе Большого театра.
Перебегая от укрытия к укрытию, пригибаясь и всматриваясь, добрался он кое-как от вокзала до Скобелевской площади, где в бывшем доме генерал-губернатора помещался Военно-революционный комитет.
Там день начался с радостных известий: «Войска Керенского у Гатчины разбиты и отступают», «Выступление юнкеров в Питере окончательно подавлено».
Но это было далеко от Москвы. А из особняка губернатора физически ощущалась пушечная канонада: от взрывной волны распахивались форточки и дробно дрожали большие окна с бемскими стеклами. И чуть затихал бой, появлялись курьеры с донесениями.
Писали товарищи с Пресни: «Немедленно пришлите для поддержки 300 солдат, иначе нас опять отобьют. Поскорее пришлите хоть первую группу на грузовиках. Наступаем к Никитским воротам, по Поварской, к Смоленскому рынку». Освещали обстановку возле Театральной площади: «Охотный ряд под обстрелом с колокольни в Кремле. Все время стреляют из пулемета. И по этой колокольне бьет наше орудие от Большого театра. И артиллеристы говорят: пока не сшибут пулемет с церкви, не перестанут стрелять…»
