– Так грязно на улице, лужи.
– Ты это им расскажешь.
Андрей быстро прошелся по сапогам щеткой, осмотрел себя перед зеркалом, поправил шапку. Поднявшись на второй этаж, постучал в знакомую дверь.
– Войдите!
Андрей вошел и встал по стойке «смирно».
– Сержант Фролов по вашему приказанию прибыл, – доложил он по уставу.
– Вольно, сержант, садись.
Андрей снял шапку и сел на краешек стула. В натопленном кабинете после бега ему показалось душно.
Капитан исподтишка показал ему кулак, чему Андрей несказанно про себя удивился – вроде грешков за собой он не знал. Пахал с утра до вечера за 69 рублей новыми, послереформенными.
В кабинете сидел полковник, наверное, из Управления. На груди планки за награды, целая колодка в три ряда. Он смотрел на Андрея требовательно, и тому стало неуютно. К тому же сразу возникло ощущение, что лицо полковника ему знакомо, и они где-то уже встречались, только он не может вспомнить где.
Начал капитан:
– Ты что же молчок, рапорта не написал? Почему я узнаю о происшедшем от начальства?
Андрею стало ясно, что нагоняя ему не избежать, хотя он и не понимал за что. Он встал:
– Виноват, исправлюсь.
Еще по службе в армии он знал, что перед начальством нужно повиниться, не ерепениться, и тогда наказание будет менее строгим.
– Сержант, вас никто ни в чем не обвиняет, – подал голос полковник. – Наоборот. Товарищ капитан немного сгущает краски. Вы же были в оцеплении неделю назад?
– Был, – подтвердил Андрей. Отказываться было бы глупо.
– Когда лейтенанта Вепринцева убили, вы взяли руководство боем на себя. Так?
– Так точно.
– Да сядьте вы!
Андрей снова уселся.
– Вот, командир второго взвода все ваши действия в рапорте описывает, и военнослужащие подтверждают.
– Раз пишет, стало быть – так и было.
– Скромник! Сам-то чего молчал? Политотдел звонит мне, интересуется, как человека отметили, а я даже сути не знаю!
– Виноват! – Андрей снова вскочил.
– Решением управления ты, Фролов, награждаешься Почетной грамотой и премией в тридцать рублей.
– Служу Советскому Союзу! – гаркнул, вытянувшись, Андрей.
Полковник положил на стол грамоту и деньги, пододвинул на край стола:
– Конечно, надо бы в торжественной обстановке вручить, да все на постах. Нехорошо людей срывать со службы.
Андрей снова сел.
– Да сиди уж ты, как ванька-встанька! В глазах рябит. Капитан, оставьте нас…
Васильев, пожав плечами, вышел.
– Ты ведь на фронте в разведке был?
– Так точно, три года.
– Везунчик! В разведке редко кто три года служит.
– Два ранения имею.
– Я смотрел твое личное дело. И о наградах знаю. Зря не носишь.
– Не у всех сотрудников награды есть, не хочу выделяться.
– Хм, похвально. И как служится?
– Нормально.
Начальству жаловаться на службу – только неприятности на свою шею кликать. Не помогут, только накажут за неумение работать.
– Есть мнение на учебу тебя послать.
Андрей хотел спросить – чье мнение? Мнение его самого кого-то интересует?
– Ты же десятилетку закончил, а многие в милиции имеют шесть-семь классов образования. Фронтовик, разведчик, орденоносец. Характеристику тебе капитан хорошую дал. В боестолкновении вел себя правильно, не хуже опытного офицера. Вот как все ладно складывается. Война окончилась, и нам нужны кадры грамотные, с образованием.
Андрей растерялся. К службе своей он привык, агентурой обзавелся. Стукачей завербовать сложно, а без них не обойтись. Про учебу он не помышлял, не мальчик уже снова за парту садиться. Да и стимула не было. Тогда в милиции за звания не платили, только за должность. В зарплате выигрыш небольшой, а ответственности больше. Одно дело – отвечать за себя, и совсем другое – руководить коллективом и получать нагоняи за их работу и недоделки.
Он раздумывал, а полковник продолжал уговаривать:
– Специального образования у тебя нет – даже краткосрочных курсов, стало быть, постовой – твой потолок на сегодня. А придут завтра молодые, да с образованием – могут и подвинуть…
– Не больно-то я держусь за должность постового, на заводе больше зарабатывают.
– Не тот у тебя характер, Фролов, чтобы за станком стоять. Думаешь, я не понимаю, почему ты под пулемет бандитский полез? Скучно тебе жить обыденной жизнью, душа действий просит, активности. Или я не прав?
