— Я почти незнаком с ним, так что не могу ничего вам сказать. Если бы я был на его месте, то очень скоро удушил бы ее или стал искать утешения на стороне! Нет ничего хуже, чем иметь пустоголовую жену.
— Она не такая! И сэр Марк не стал бы развлекаться на стороне, у него безупречная репутация!
— Ах, вот оно что? Впрочем, я так и думал, что он зануда, — ответил лорд.
— Если человек уважаемый, это не значит, что он зануда! — возразила она.
— Не значит, но чаще всего именно так и бывает!
— Я слышала, что в молодости сэр Марк пережил сильное разочарование и с тех пор не взглянул ни на одну женщину, — холодно произнесла Фредерика.
— Бога ради, не продолжайте! — с отвращением воскликнул лорд. — Я не перенесу этого!
— Мне кажется, — сказала Фредерика, враждебно глядя на него, — что у вас совершенно нет чувства сострадания.
— Вы совершенно правы, ни капли!
— Но здесь нечем гордиться.
— А я и не горжусь! Скажите, Фредерика, вас действительно восхищает такая сентиментальная чепуха?
— Видите ли, — ответила она, — искренние чувства и уважение к ним всегда вызывают восхищение.
— Вздор! — отозвался он. — В жизни так не бывает, дитя мое. Я-то уж знаю.
— Но во всяком случае, так должно быть, — защищалась она.
— Вот это уже ближе к правде, — согласился он. — А то я начал подозревать, что вы сами неравнодушны к этому образцу добродетели, а он совсем не для вас, поверьте мне!
— Охотно верю! — ответила она, смеясь. — К тому же я не собираюсь перебегать дорогу Черис! Даже если бы и могла.
— А я думаю, что вы еще и не на такое способны, — сказал он.
— Неужели? Тогда у вас в голове еще большая неразбериха, чем у меня! — внушительно произнесла она.
Ко всеобщему удивлению и смущению некоторых маркиз, чья капризная память все же удержала кое-какую информацию, оброненную Фредерикой, появился на Уимпол-стрит в первое же воскресенье. Памятуя также о том, что эти собрания были представлены ею как домашние, он и одет был соответственно: в синем, прекрасно сшитом сюртуке, полосатом жилете, бледно-желтых обтягивающих панталонах и высоких сапогах с кисточками, начищение которых до невероятного блеска было главной обязанностью его лакея. Его племянник, лорд Бакстед, был корректно затянут в белый жилет, черные панталоны и обычный вечерний костюм, а двое юных джентльменов были при кружевных манжетах, высоких крахмальных воротничках, подпиравших им скулы, внушительных размеров галстуках и при множестве цепочек, медальонов и колец. Эти подающие большие надежды денди потратили достаточно времени и труда на туалеты и до самого появления в комнате маркиза были весьма довольны результатами своих стараний. Но когда высокая складная фигура возникла на пороге, их обуяли жуткие сомнения. Лорд, широкий в плечах не нуждался в ватных подкладках на своих сюртуках, а также ему ни к чему было затягиваться в талии. Воротничок был средней высоты, а галстук повязан изящно, но скромно; украшения его составляли только цепочка для часов да золотой перстень-печатка; и, несомненно, среди присутствующих он оказался самым элегантным мужчиной. В тот момент в комнате шла довольно оживленная беседа, но когда Баддль звучно объявил о его приходе, воцарилось изумленное молчание, прерванное Феликсом, который вскочил со словами:
— Да неужели! Кузен Алверсток! Приветствую вас, сэр! Я так рад, что вы пришли! Я так вам благодарен! Мистер Тревор сказал, что вы договорились обо всем, как я и думал, и что мы идем на новый Монетный двор на этой неделе! Может быть, вы все-таки тоже пойдете?
Его друга мистера Дарси Мортона поразило мягкое выражение, так редко появлявшееся на лице маркиза, когда он отвечал на приветствие мальчика. Затем навстречу ему встала Фредерика, протянула руку, и он, оторвав взгляд от восторженного Феликса, поднял глаза на нее и улыбнулся так, что это повергло Мортона в шок. Это была не одна из тех улыбочек, которыми лорд заманивал во время своих интрижек, в ней были теплота и что-то затаенное. «Мой Бог! — мысленно воскликнул Мортон. — Нечто есть в этом взгляде!»
Между тем Фредерика, обменявшись рукопожатием с нежданным гостем, вежливо произнесла:
