— Моя дорогая Августа, это мой долг, — сказала леди Бакстед. — Вообрази положение Вернона! Ведь Фред Мерривилл оставил на его руки всю семью. Если бы я не пошла на этот шаг, не знаю, как бы эти девушки могли выйти, потому что их тетка весьма эксцентричная особа, такая мрачная и терпеть не может появляться в обществе.
— В самом деле? — леди Джевингтон восприняла это объяснение крайне скептически. — Как благодарен должен быть Алверсток! А что они из себя представляют? Конечно, очень красивы.
— О боже, совсем нет! Я видела только старшую, довольно симпатичная девица, но я бы не назвала ее красавицей. Полагаю, младшая красивее. Вернон, ты не говорил мне, хорошенькая ли мисс Черис Мерривилл?
— Вполне возможно, — ответил он. — По крайней мере я нахожу ее такой. Ты должна мне сказать, как она тебе понравится, дорогая Луиза.
В этот момент Уикен объявил о прибытии мисс Меррвилл и мисс Черис Мерривилл, и леди Бакстед не было нужды сообщать брату, как ей понравилась Черис, поскольку ответ был написан у нее на лице.
Фредерика вошла в комнату немного впереди своей сестры и задержалась на мгновение, бросив короткий взгляд вокруг. Она была воплощением элегантности. Даже александрийская шляпка ни в малейшей степени не придавала ей сходство с добродетельной вдовой, а покрой платья оттенка цветков оранжа с лифом в австрийском стиле, прозрачная шаль, спускающаяся до локтей, блеск бриллиантов на шее и больше всего спокойная уверенность показывали, что она не выдает себя за молоденькую девушку, впервые появляющуюся в свете. Она скорее напоминала молодую даму, у которой несколько лет жизненного опыта за плечами.
Но на ней испытующие взгляды гостей задержались только несколько секунд, не она была той, что заставила вмиг умолкнуть все звуки в гостиной. Это была Черис, которая вошла следом и повергла всех собравшихся в изумленное молчание; даже флегматичный лорд Бакстед замолк на полуслове, а лорд Джевингтон (как он потом признался своей суровой виконтессе) в первое мгновение не понял, находится ли он на вечере в доме Алверстока или спит и видит сон.
Леди Джевингтон, женщина справедливая, не упрекала его за это, ведь мисс Черис Мерривилл была действительно похожа на прекрасный сон. Одетая в белое, с венком из ландышей в блестящих локонах, она казалась настоящей снегурочкой, а золото ее кудрей, глубокая синева глаз, нежный румянец щек и блеск губ только подчеркивали эту белизну. Никто не мог бы поручиться за то, что он не видит божественный сон. К тому же так изысканно одета! Даже ее светлость про себя одобрила легкое укороченное платье из тонкого шелка, перехваченное жемчужными розочками (наверняка, уж она-то знает, приобретенными в одном из фешенебельных магазинов в Пантеон-Базар), надетое на нижнее платье из атласа цвета слоновой кости. Единственным украшением Черис была нить жемчуга, оставшаяся ей от матери, как раз то, далее отметила леди Джевингтон, что подходит девушке для выездов в первый сезон. Как она не могла осудить своего лорда за несвойственный его летам энтузиазм, так не могла осудить и своего сына, достопочтенного Грегори Сэндриджа, стоявшего с открытым ртом и прикованного взглядом к новой гостье. Девушка была очаровательна, это было бесспорно. Леди Джевингтон, чья достойнейшая дочь Анна уже была обручена, пожалела бедную Луизу, которую так ловко провел Алверсток и которую сейчас так глупо выдавали сверкающие яростью глаза и пунцовые щеки. Теперь ясно, почему Алверсток взял на себя заботы об этой крошке. Слишком молода для него и неподходящая пара ему ни с какой стороны, но не стоит волноваться, через месяц она ему наскучит! Не стоит беспокоиться и за Грегори, он еще не один год будет влюбляться и разочаровываться, прежде чем привяжется к кому-то надолго. А если чары Черис окажутся сильнее его увлечения спортом, то его мать несомненно найдет способ оттолкнуть его от этой девушки. А вот каково придется бедной Луизе, если ее благонравный Карлтон поддастся чарам дочери Фреда Мерривилла! Вспомнив об уловках Луизы, о ее язвительном нраве и неоправданных претензиях к Алверстоку, леди Джевингтон не смогла осудить своего недостойного брата за то, что он одурачил ее так подло.
