— Думаю, нет нужды представлять тебе Чарльза, Августа?
Она протянула Тревору руку и равнодушно воскликнула:
— Конечно же нет! Ну, как твои дела, Чарльз? А как твой достопочтенный батюшка? А твоя дорогая матушка? Я их не видела целую вечность! Ты непременно должен мне все-все о них рассказать!
Ему удалось избежать необходимости выполнять эту просьбу, так как приехали Бакстеды, а сразу за ними миссис Даунтри с Хлоей. Миссис Даунтри была очень хороша в одном из своих облегающих платьев, что так шло ее стройной фигуре. На ней было платье из лилового газа поверх розового атласа, которое леди Бакстед моментально про себя оценила в пятьдесят гиней, а леди Джевингтон — гораздо дороже. На ней тоже была бриллиантовая диадема, конечно, не такая внушительная, как та фамильная драгоценность, что венчала голову леди Джевингтон, но гораздо искуснее сделанная, лиловые перчатки (французские, никак не меньше пяти гиней, с недовольством отметила про себя леди Бакстед) облегали ее руки. В одной руке она держала расписной веер, а на запястье висел изящный ридикюль. Другую же она протянула Алверстоку:
— Дорогой Вернон!
Он поднес ее ручку к губам, что привело в ярость его сестер, а она, обратив к ним свои огромные томные глаза, одарила взбешенных дам слабой ласковой улыбкой, в которой, однако, было не столько любезности, сколько намека на то, что ее отличают иначе, чем хозяйку этого приема.
— Дорогой Вернон! — повторила она. — Я опоздала? Как неловко! Но я знаю, что вы меня простите! А вот и ваша самая преданная поклонница… Хлоя, дорогая!
Мисс Даунтри, три дня назад отметившая свое семнадцатилетие, присела в реверансе, на ее личике сердечком застыло выражение удивления и тревоги. Так как мама заранее не проинформировала дочь о том, что ее грозный кузен является для девушки предметом восхищения, она была в растерянности и с беспокойством взглянула на миссис Даунтри, не зная что сказать. Маркиз, заметив ее замешательство, приветливо спросил:
— И как давно я — как ты это назвала, Лукреция? Ах да — твой кумир, Хлоя? Или это не так?
— О нет! — простодушно ответила она. Затем густо покраснела и, запинаясь, поспешно добавила: — То есть… я не то имела в виду. Я хотела сказать, что недостаточно хорошо вас знаю, к-кузен!
Он улыбнулся.
— Милая девочка! Мне следует исправить это, не так ли? Он пожалел смущенную девушку и поручил ее заботам Чарльза Тревора, в безмятежном обществе которого к ней вскоре вернулся ее Обычный цвет лица. Маркиз, окинув ее критическим взглядом, высказался вполне откровенно:
— Милое дитя, и может стать еще милее. Жаль, что она пошла в отца, а не в вас, Лукреция. Она не будет красавицей, но может стать очень привлекательной. На ней прелестное платье. Конечно, это вы выбирали?
Миссис Даунтри была польщена его комплиментом, вполне заслуженным. Она потратила много времени и денег на выбор фасона и шитье на первый взгляд простого платья, что было на Хлое, и со своим безошибочным вкусом она остановилась на бледно-желтом муслине, который шел ее дочери гораздо больше, чем обычно принятые для молодых девушек белые, голубые или розовые цвета. У Хлои были большие карие глаза и каштановые волосы, а кожа теплого кремового оттенка, которой белый или голубой цвет придали бы болезненный вид. Фигура ее еще не совсем оформилась, она была невысокого роста, но ее вполне можно назвать хорошенькой девушкой, подумал Алверсток. Чего нельзя было сказать о мисс Бакстед, обрядившей свою невзрачную фигуру в платье со всевозможными отделками и с венком из роз на голове. Джейн было бесполезно давать мудрые советы, она настаивала на розах и розовом газе, к тому же она унаследовала сварливый характер своей матери и могла дуться по нескольку дней подряд, поэтому леди Бакстед уступила ей. Маркиз с неприязнью смотрел на нее, ему не нравились ни ее искусственное хихиканье, ни внешность. Простушка, и к тому же лицо скоро приобретет квадратные очертания; Луизе ничего не удастся из нее сделать.
Луиза и Августа склонились друг к другу. Августа выспрашивала о Мерривиллах, немало удивленная тем, что Луизе придется опекать их на балу.
