— Возможно. Хотя мне кажется, вас ничуть не волнует, в каком виде мы предстанем.
— Напротив! Представляете, как пострадает моя репутация?
Она рассмеялась, но покачала головой.
— И это вас тоже не волнует. Как и все остальное, наверное.
На секунду он смешался, но ответил без особого колебания:
— Не очень сильно.
Она нахмурилась, обдумывая его слова.
— Понимаю, это очень удобно, ведь вы ни о ком не думаете, ничто не вводит вас в уныние, ни от чего вы не устаете, не обольщаетесь напрасно. С другой стороны, вы, наверное, никогда не испытываете и сильной радости. Мне бы это не подошло: слишком однообразно! — Она повернулась к нему снова к вдруг улыбнулась. — Поэтому вы так скучаете!
— Я часто скучаю, — признал он. — И тем не менее мне… э-э… удается выглядеть вполне веселым!
— Да, но это же не… — она замолкла и покраснела. — Простите меня! Жаль, что я не умею держать язык за зубами!
Он не обратил внимания на это и сказал с кривой усмешкой:
— А ведь вы относитесь ко мне с презрением, Фредерика, не правда ли?
— Нет, нет! — быстро сказала она. — Вы считаете меня еще зеленой девочкой, но все же у меня есть кое-какой жизненный опыт и кое-что я понимаю! Как же вам не скучать, если с самого детства вы купались в роскоши, какую только можно представить? И потом, — добавила она разумно, — вас ожидало наследство как единственного сына у родителей.
Когда он вспомнил официальную холодность своего отца и с большим трудом короткие знаки внимания, которые уделяла ему всегда нарядная мать (она умерла, когда он еще учился в школе), сардоническая усмешка на его лице проступила еще отчетливее. Однако все, что он сказал:
— Верно! Я родился в рубашке и был так дорог моим родителям, потому что мне уже было уготовано место в этой жизни. До того, как меня отдали в Харроу, я безраздельно пользовался услугами нянек, лакеев, кучеров, учителей и… да всем, что могут дать деньги!
— Ах, бедный мальчик! — невольно воскликнула она.
— Ни в коем случае! Я не припомню ни одного случая, чтобы любое мое желание не было немедленно исполнено.
Она была готова разразиться горячей речью, но сдержалась и лишь с иронией сказала после короткой паузы:
— Теперь я вам обязана еще больше, кузен! Вы научили меня тому, чему никогда не смог бы научить бедный мистер Ансделл!
— Вот как? И чему же это?
— Конечно же, не завидовать богатым! Я всегда думала, что родиться знатным, богатым, иметь положение в обществе должно быть очень приятно, но теперь вижу, что это просто смертельно скучно!
Коляска остановилась, она протянула руку, и лукавый огонек сверкнул у нее в глазах.
— Прощайте! Благодарю за урок и за то, что представили меня своей сестре! Я еще хотела поблагодарить вас за то, что выручили меня, но не буду, так как уверена, что вам самому очень полезно иногда заставлять себя стараться ради кого-то.
Он твердо взял ее руку.
— Вы рано прощаетесь, кузина! Каким бы безнадежным вы меня ни считали, я постараюсь для вас еще и провожу до дверей.
— У вас такие изысканные манеры, милорд! — проговорила она с притворной застенчивостью.
— Не правда ли? — отозвался он. — Это вам еще один урок, маленькая невежественная бродяжка!
Она расхохоталась, но когда она снова подала ему руку на пороге дома, то сказала, глядя ему в лицо:
— Я вас не обидела? Впрочем, не думаю. Я действительно благодарна, что вы пришли мне на помощь, и мне очень жаль, что доставила вам эту неприятность.
— Поскольку всем хорошо известно, как неустойчивы мои изысканные манеры, я обзову вас плутовкой, Фредерика, к не попрошу прощения за это!
Ее снова разобрал смех, он, чуть улыбнувшись, слегка щелкнул ее пальцем по носу и спустился со ступенек к экипажу под неодобрительным взглядом Баддля, который держал дверь для своей хозяйки и указал ей на то, чтобы она впредь соблюдала дистанцию. Бесполезно было втолковывать ему, что маркиз в отцы ей годится, а еще бесполезнее пытаться отучить его от замечаний: преданных слуг, которые знают тебя с колыбели, невозможно заставить молчать в таких случаях.
— Хватит, мисс Фредерика! — сурово произнес Баддль. — Я говорю вам это для вашей же пользы, и это мой долг. Сколько раз я повторял вам, что нельзя вести себя здесь, в Лондоне, так же, как дома. Не хватало, чтобы вас приняли за беспутную бродягу!
