— И Фредерика никогда не позволяет себе этого. Или никогда не показывает виду. Она самый замечательный человек из всех, кого я знаю!
— Боюсь, — добавил он с неожиданной откровенностью, — странно так говорить о сестре, но это правда, и мне не стыдно сказать это! Она, может быть, и не красавица, как Черис, но она… она…
— …стоит дюжины таких, как Черис! — закончил за него лорд.
— Да, клянусь, это так! — сказал Джессеми, и глаза его просветлели.
Он снова впал в молчаливую задумчивость и только дважды прервал ее, сначала односложно ответив на вопрос Алверстока, с какой скоростью, по его мнению, летит их шар, и затем в порыве откровенности заметив:
— Он, конечно, не прав, очень не прав, но ведь нельзя отрицать, что в нем столько храбрости, сэр!
— О да! А еще уйма безрассудства и невежества!
— Да, конечно, но вот я бы не смог этого сделать!
— Слава богу!
— У меня не хватило бы мужества, — пояснил свою мысль Джессеми.
— Зато хватило бы здравого смысла! — резко сказал Алверсток. — Если ты, в твоем возрасте, сделал бы что-то подобное по легкомыслию, твое место было бы в сумасшедшем доме.
— Если бы сделал! Дело том, что нельзя не почувствовать себя подавленным из-за того, что твой младший брат способен на такое, на что ты никогда бы не отважился сам.
Это мальчишеское признание рассмешило Алверстока, но он, вместо того чтобы объяснить причину своего веселья, посоветовал Джессеми повнимательнее следить за шаром, который хотя и скрывался иногда за деревьями и домами, постоянно был в их поле зрения. Он уже поднялся на приличную высоту, но казалось, движется очень медленно. Насколько мог судить Алверсток, шар находился на расстоянии восьми или десяти миль от фаэтона и почти не удалялся. С самого начала он двигался на запад от дороги: обстоятельство, которое наполняло Джессеми такой тревогой, что он еле сдерживал свое нетерпение. Ему это, однако, удавалось, и хотя он хотел убедить Алверстока повернуть на одну из проселочных дорог, по которой они следовали бы прямо за шаром, разум говорил ему, что это было бы глупостью. Сельские дороги шли довольно беспорядочно и могли довести только до какой-нибудь фермы или деревушки. Стараясь сдержать раздражение, он убеждал себя в том, что шар летит строго в северо-западном направлении и только из-за небольших отклонений дороги кажется, что он меняет курс. Когда же им приходилось останавливаться у заставы и служитель медлил в ответ на требовательные вызовы Керри, он готов был завыть от отчаяния. Даже нерушимое спокойствие Алверстока раздражало его; если тот придерживал лошадь, он сжимал кулаки и вонзал ногти в ладони, чтобы удержаться от ненужного и бессмысленного замечания. Казалось, что Алверсток даже не пытается догнать шар! Но когда он, искоса взглянув на сосредоточенный профиль маркиза, заметил, что тот сидит, слегка повернув голову в сторону шара, и, прищурив глаза, внимательно следит за ним, Джессеми стало легче: он поверил, что Алверсток знает что делает.
Сразу за Стэнмором Алверсток спросил через плечо:
— Где после Уэтфорда можно поменять лошадей, Керри?
— Я сам прикидываю, милорд. Скорее всего, в Беркхемстеде.
— Если этот проклятый шар нескоро пойдет на посадку, мне придется сменить коней в Уэтфорде. Надеюсь, Беркхемстед близко, иначе, будь я проклят, если загоню своих серых! Ты останешься с ними.
— А далеко Беркхемстед? — спросил Джессеми.
— Около десяти или двенадцати миль.
Перепуганный, Джессеми воскликнул:
— Значит, мы отстаем на час!
— Гораздо, гораздо больше.
— Подождите, сэр! — перебил его Керри. — Кажется мне, что они снижаются!
Джессеми так напряженно глядел на шар, что глаза его заслезились. Он вытер их рукой, сердито ворча:
— Черт бы побрал это солнце! Ничего не снижаются! Так же высоко, как… Нет, клянусь, садятся! Смотрите, сэр!
Алверсток всматривался в даль.
— Они точно снижаются. Слава богу! Я же говорил, что посадка будет в районе Уэтфорда.
Эта радостная новость наполнила Джессеми таким оптимизмом, что было даже забавно. Он издал смешок и прокричал:
— Ну и молодчина же вы! Ой, простите, я не то сказал! Извините меня, сэр!
