Иннокентий Петрович не мог позволить себе интрижки с замужней женщиной. Воспитанный в строгих правилах, Мышкин всегда вел себя так, чтобы ему не было стыдно посмотреть в глаза другим людям. Видимо поэтому он смог сохранить душевное равновесие в ужасе последних пятнадцати лет. Вот если Светлана разведется с мужем, тогда Иннокентию Петровичу будет прилично открыто ухаживать за ней. Как говорил его старый друг, вечная ему память, «немного цинизма и наглости будут тебе, Кеша, на пользу». Но, увы, Мышкину очень не нравилось быть даже немного циником и наглецом.
Формально, Светлана являлась сейчас начальником Мышкина. Она отдала ему планы проведения агитационной компании среди голодающих, и ждала его доклада по исполнителям. Работал штабс-капитан с подъемом. У него появилась большая интересная работа. Мало того, он вместе с любимой женщиной спасал миллионы человек.
Вместе с ним опросом бывших зеков занимался Валерий. Тот искал контакты с зеками из других лагерей на Беломорканале. Новая операция освобождения задумывалась, как тотальная. Планировалось, на двое суток захватить все концлагеря, и произвести жесткий отбор на месте. Опыт показал, что в лагерях, больше половины контингента – обычные преступники.
Никита уехал в Петербург зарабатывать деньги. Туда поехал и Коробов-старший. Ему нужно было решать «политические» вопросы с неким Тройниным. Валентин повез основной отряд «крестьян» в Сызрань. Там их должны были вооружить, снабдить лошадьми, инвентарем, семенами. Первое село должно было суметь защитить себя. «С сорока тачанками, к ним никто не сунется», — считал Иннокентий Петрович.
Отправлялся отряд сегодня. Светлана с Иннокентием Петровичем пошли провожать. Проходившие мимо «крестьяне», здоровались со Светланой, штабс-капитану отдавали честь. Иногда просили Светлану привезти родных. Один, с наглой рожей, попросил прислать баб. «Да пусть хоть с детьми». Подхорунжий дал ему по наглой роже, но тот только довольно заржал. Многие заулыбались и одобрительно поддержали смельчака. Светлана нахмурилась, но «наглая рожа» видел, что глаза у нее смеются. «Пришлет баб, не забудет».
* * *
Вечером Мышкин снова ужинал со своей Светланой. «Свет мой во мраке жизни», — изощрялся Иннокентий Петрович втайне от любимой. На ужин заглянул Валерий.
— Отличная еда, — одобрил он.
— Валера, ты вечером поменьше налегай, у тебя лишних десять кеге, — «обеспокоилась» здоровьем деверя Светлана.
— Я с этими поездками уже сбросил десять кеге, — сообщил он невестке.
— Посмотри в какой великолепной форме Иннокентий Петрович, — медовым голоском сообщила Светлана. Мышкин приосанился.
— Ты мне что, концлагерь хочешь устроить, — удивился Валера, — бабы меня худого разлюбят.
— Тебя и сейчас никто не любит, — зло констатировала Света.
— Злая ты, Светка, уйду я от вас, — обиженный Валера опять вспомнил Фёклушку и загоревал.
* * *
— Зачем вы так, милая Светлана? Валерий Владимирович расстроился, — пожурил Мышкин свою любовь. (Как он посмел?)
— Приходит незваный, портит настроение, а я еще и виновата, — возмутился ангел во плоти.
— Конечно, вы не виноваты, — пылко запротестовал Мышкин, и осмелился поцеловать даме ручку.
Светлана немного оттаяла, и ужин продолжился в доверительной атмосфере. Правда, Светлана пару раз еще хмурила брови, но только для того, чтобы Мышкин снова целовал даме ручку. Свете было весело, Иннокентий Петрович был счастлив.
«Может переспать с ним, — подумала после третьего фужера Светлана. — Нет, он неправильно поймет». Но на брудершафт они все-таки выпили.
