— Мариула карты на судьбину вашу кинула, — вздохнув, произнес Архип. — Карты про тебя умолчали, будто и нету тебя вовсе. А вот про Лялю много чего поведали. И про суженого ее, во как!
— Про суженого?
Юноша вскочил и зашагал перед кузнецом взад–вперед. Наконец он остановился и, посмотрев Архипу прямо в глаза, грозно спросил:
— Уж не цыган ли тот нечестивый, который за Лялькой в городок весь табор свой зараз приволок?
— Нет, не он, — обреченно вздохнул кузнец.
Лука сдвинул брови, провел рукой по волосам и задумался. Видимо, перебрав в уме всех возможных соперников и не найдя никого, с мольбой в голосе спросил:
— Не томи душу–то. Обскажи, на кого указали карты Мариулы.
— На меня, — ответил кузнец и отвернулся от Луки.
Юноша покачнулся, как будто его ударили кулаком в висок. Дрожь пробежала по телу:
— Ты что, очумел, Архип? Али пьян спозаранку?
Кузнец выслушал Луку внимательно, но не обернулся.
— Сам знаешь, что дурманящего пойла не лакаю.
Глаза юноши сверкнули, он холодно сказал:
— Ты, верно, потешаешься надо мной?
— Разве видно, что я шутковать нынче расположен? — Архип обернулся и печально улыбнулся. — Я сам мало верю в пророчества карт, но кто его знает…
— Антихрист проклятый!
Словно глухое рычание вырвалось из груди Луки. Рука рванулась за саблей, но, к счастью, ее при нем не оказалось.
— Не серчай, Лука, — сказал кузнец спокойно. — Для чего нам травить и задирать друг друга? Я никогда не таил злость супротив тебя; ежели иногда я, по своей вспыльчивости, бывал не прав, то сам завсегда это шибко переживал. Что мешает нам оставить все как было?
— Я ненавижу тебя, — сказал, как плюнул в лицо Архипа, юноша. — Сейчас я ухожу, но берегись. Никогда не попадайся мне навстречу, иуда!
Одарив кузнеца полным лютой ненависти взглядом, он пошагал в сторону городка..
— Перебесишься — приходи! — крикнул вслед Архип. — Я на тебя не серчаю.
Но что–то внутри подсказало кузнецу, что размолвка между ними похожа на трещину, которой не суждено будет зарасти.
* * *
— Эх, башка твоя садовая, — прошептал, провожая печальным взглядом юношу, Архип. — Что молол язык, поди, и сам не ведал.
Решив немного развеяться, кузнец схватил удочку, взял дома краюху хлеба, кусок сала и пошел на реку. Он любил поудить рыбку ради душевного успокоения.
Разговор с Лукой вымотал его так, что в глазах у него было серо, а во рту сухо, как будто он целый день махал кувалдой в кузнице. Архип шел к реке неторопливо, как перегруженный поклажей верблюд. Казалось, что силы его иссякли и до берега Сакмары ни за что не добраться. Но когда он неожиданно увидел ветхий шалаш — не выдержал: с радостным восклицанием, как к давно забытому родительскому дому, поспешил к нему.
«Сколько раз здесь бывал, а шалаша не видывал!» — приставив к дереву удилище, подумал Архип и, блаженно закрыв глаза, повалился в густую благоухающую всевозможными ароматами траву.
Отдохнув, кузнец осмотрел шалаш. С виду он был пригоден даже к длительному проживанию. Архип вымел из шалаша мусор и застелил землю свежей травой. Разогревшийся и от работы, и от жарко пылающего костра, он сел ужинать.
Веселый, искрящийся костер, шумевшая рядом река, теплый летний вечер вернули его в нормальное состояние. Только сейчас Архип почувствовал, что освободился от гнетущего состояния и к нему возвращается радость жизни, утраченная после объяснения с Лукой.
Заснул он мгновенно и проснулся, когда солнце уже давно сошло с небосклона, а его место среди точек звезд заняла желтая луна. Плечи, спина и колени у Архипа ныли, точно его исколотили палками. Рыбачить он решил на утренней зорьке, а сейчас хотел поразмышлять на природе о своем прошлом, настоящем и… может быть, о своем туманном будущем!
* * *
Мать свою Архип не помнил, а отца вообще никогда не знал. Правда, крепостные графа Артемьева болтали, что мать его, Марфа, была писаной красавицей, а ребеночка прижила от самого барина, при котором состояла горничной.
Несмотря на сиротство, Архип жил в имении, не зная горя.
Граф Михаил Прокофьевич не раз слышал, что крепостные судачат, будто он отец юного кузнеца Архипки. Но верил в это мало. Тот был поджарым коротышкой, с большой круглой головой; брови густые, сросшиеся на переносице; глазки маленькие и, когда не затуманены винными парами, черные, колючие; нос широкий, вздернутый, огненно–красного цвета, порох поднести — того и гляди вспыхнет; лицо облизанное, безволосое. Зато сердце доброе было у барина.
