Пьяная слеза вывалилась из глаза и защекотала по щеке Станиславу Харитоновичу, он нащупал ее над усами и растер; вторая слеза защекотала другую щеку,- только тогда Сергеенко понял, что плачет. Он опустился на диван, на то же место, где сидел раньше, взял полотенце и начал прикладывать его к глазам.
Екатерина Тимофеевна, увидав его плачущим, тоже собралась плакать; глаза ее утратили злой прищур, превратились в испуганные и жалкие. Прежде чем заплакать, она посмотрела на Сергеенко так, будто поблагодарила его, что у нее смогли сделаться такими глаза. Заметив ее взгляд, Станислав Харитонович окончательно уверился, что ничего страшного его семье не грозит, и хоть он плакал теперь и мысленно расстраивался о своем неизвестном сыне, но на сердце у него уже было легко и с каждой минутой становилось все легче и легче. Особенно успокаивало его, что они нашли с Екатериной общий язык и плачут теперь об одном и том же. Пожелав развить эту общность, он начал ласково подсовывать ей в руку свое полотенце и, застенчиво улыбаясь сквозь слезы, проговорил:
- Бери, Катя, бери... Тушь, тушь побежит...
Он еще плакал и делал грустным лицо, когда Демина, взяв полотенце и утеревшись, уже опять глядела на него зло...
