Она не хотела, чтобы я рассказывала ей о детях. Она не хотела знать, где они и что делают:
– Только когда я снова буду в порядке.
Она попросила меня остаться, пока поспит немножко:
– Когда ты меня охраняешь, я могу спать.
Я положила руку ей на ступню. Засыпая, она пробормотала:
– Я всегда знала, что ты хорошая.
Весь остаток недели я каждый день ездила в город и там ходила в кино. В «Кинофоруме» шла ретроспектива Дайан Китон. Билетер сказал мне, что никогда не встречал таких преданных поклонниц Дайан Китон. Выйдя из кино, я направлялась проведать Рэйчел – она теперь была дома с медсестрой-сиделкой, которую мы вместе наняли, чтобы она сидела с Рэйчел, пока та спит. Рэйчел все время повторяла, что позвонит детям, вот только поспит еще несколько часов.
Я смотрела «Беби-бум», когда пришла эсэмэска от Сета. Он хотел, чтобы мы с Тоби явились к нему в субботу вечером. Он сказал, что это важно.
В эту субботу Адам сказал, что хочет остаться дома с детьми:
– Они на этой неделе очень много времени провели с бебиситтером.
Это было самое близкое к жалобе, что я от него когда-либо слышала.
Тоби спросил, не хочу ли я пойти вместе, так что я заехала за ним в такси. Мы не общались уже несколько дней.
– Ты очень молчалива, – заметил Тоби.
– Я просто устала.
Ему это было неприятно:
– А почему у тебя такой несчастный вид?
Я пожала плечами:
– Правда, я просто устала.
Сет все еще жил в Вильямсбурге, в том же лофте, который теперь стоил в офигильон раз больше, чем Сет заплатил за него в 1999 году. Его жилье выглядело так, словно сошло со страниц журнала Wired, будь у того раздел, посвященный домашнему декору. Мебель была кожаная, обтекаемая, из восьмидесятых, а столы – импортные, из Дании и Швеции. В углу стояли ложа-капсулы для сна и бархатные кресла-мешки. На потолке виднелись открытые балки – когда я последний раз была здесь, потолок был гладкий. Предметы искусства Сет приобретал в галереях: картина с изображением крылатой богини Победы, но сделанной из мусора; фото русалки с Кони-Айленд, но переделанное в зеркало, как в комнате смеха. Сет перестроил квартиру; теперь у него появились две дополнительные спальни и второй санузел. На окнах висели автоматизированные жалюзи, которые сами открывались и закрывались, чтобы установить в комнатах нужную температуру.
Компания собралась странная – не только финансисты, коллеги Сета, но и его родители и сестры. Все были как-то чересчур нарядно одеты – может, процентов на двадцать наряднее, чем следовало бы. Мне показалось, что я на бат-мицве.
– Телевизор ведь раньше вон там стоял, правда? – сказала я. – Как сейчас помню.
Тут нас нашел Сет. Он был в парадном костюме.
– При-и-и-иве-е-е-ет, – он явно нервничал.
– О боже, – сказал Тоби.
– Что такое? – спросил Сет.
– Ты ведь собираешься делать ей предложение, да? Перед всей этой толпой? Ну ты и козел.
Я осмотрелась. Он был прав. Мужчины в костюмах. Родители. Мы присутствовали на вечеринке-сюрпризе по случаю помолвки.
Я увидела Ванессу – она в другом углу здоровалась с гостями.
– А она уже знает?
– Нет еще. Можете что-нибудь посоветовать?
– Мы тебе уже советовали, – сказал Тоби. – Мы очень рады, что ты игнорировал наши советы.
Сет сжал нам руки и произнес:
– Ну, поехали.
Ложки зазвенели о бокалы.
– Минуточку внимания! – провозгласил Сет и подождал, пока все замолчали. – За много лет я множество раз принимал у себя гостей. Эти стены видели абсолютно всё, от попоек в тогах до лекций по математике. И когда я задумался о том, какой должна быть тема сегодняшнего вечера, я понял: я хочу посвятить его исключительно этой потрясающей женщине, с которой встречаюсь. Те, кто бывал здесь на лекциях клуба любителей искусств и клуба любителей физики, помнят, что все они были посвящены явлениям, которых мы не понимаем. И сегодня мы собрались в честь еще одного явления, которое я не понимаю, а именно – любви.
– Ты что, плачешь? – спросил меня Тоби.
Я смотрела, как Ванесса смотрит на Сета; она будто превратилась в прелестную статую Растерянности. Наконец она поняла, что происходит, и ее улыбка, обнажающая белые ровные зубы, стала вдвое шире. Сет, красавец Сет, который в разное время своей жизни перещупал практически всех присутствующих женщин, встал на одно колено, как последний идиот.
