Финнегановы вспоминки: Глава из книги - страница 4
Что, если представителеподобный вызвал ту троегедию четвергромом, свои городские согрешая обязанности? Наш кубикодом еще раскачивается как свидетель, лично слышавший гром своих арафатов[69], но мы слышим также сквозь последующие века тот растрепенный курайшитопев[70] некалифицированных[71] муэззулеманскамемуэдзинов[72], которые сделают мерзостным белокамень[73] когда-либо швырнувшийсяперевернувшийся с небес. Оставь нас по причине в наших поисках строговедливости, о Помощник[74], в которое время мы поднимаемся и когда мы берем зубирландчистки и до того, как мы плюхаемся насоб наши кожперины и в ночи и при затухании звезд![75] Потому как кивок в сторону набира[76] лучше, чем подмигивание в сторону абсензенита. Инопутем мыколебимы, как тот настоятель высмеивающий бедумеждуинов джебелем[77] и цыгипетским[78] морем[79]. Подрезтраву хрустопапоротник пусть решит[80]. Тогда мы узнаем, это праздник пятптица[81]. У нее есть дар предвидения искомого и она отслучаявсегда отвечевает помощникам, мечтательномилая. Внимание! Внимание. Это мог полубыть необожженный кирпич, как говорится, или это моголо бы быть то, что и нужно для крахаляпсуса его тыловых построений, как иным это видится. (Тянуществующие по сей день тысяча и одна история, в общем рассказанные об одном.) Но так больно абм чутьсъе иввеных святокрасных яплов[82] (что с вальхолловыми[83] страшилками о роллсрайтсах[84], машинотакси[85], стоунгенджах[86], усыпельницах-целуйфлюгерах, тристрамвайныхдеревах[87], фаргорлодерах[88], автокинотонах[89], гиппохромопони[90], уличныхпотоках, путеобратныхналоготакси, мегафоггах[91], цирках и районных судрвах и базиликирхах[92] и аэреопагодах[93] и лошуме и веселопошепте и стриптезере[94] в мундире и мекленбуркской[95] шлюхе подсядет ему на ухо и мерлинбаровых барзаках[96] и его передних старых смотридворах, чем скучнее, тем больше, и его чернопожранных рабочихснопах на двенадцатьпини[97] за дюжину и неомнивтобусах скользящих вдоль Спасипервым-стрит[98] и дерриджабылях крадущихся вокруг Рассказчи-не-портновского[99] угла и испареньях и надеждах и простриумфках его городних аборигенных римохранителях[100], домоочистителях, куполоползателях, thurum и thurum в fancymud murumd[101] и все гоудение со всех ауфруфов[102], крыша для девы и крышка для тибя[103] батт под мостом[104] годится и простаку[105]), бледодним утгром Филл[106] заправилтся выпивкой по полной. Его хоуд[107] ощущала тяжесть, его ходдит[108] тряслась. (Была там стена конечно встояк.) Слеп! Он споткнулся с послестницы[109]. Проклят! Он был никчемен. Нем! Мастабапустота[110], мастурбаплохсамец, когда мышчина женится на своей лютне навсегда. Чтобы весь мир предстал его очам.
Шиза?[111] Мне следовало онавидеть! Макул[112], Макул, ох-на зачим тя умре? На трудный четверст в утро? Всхлипы, что они навыплакали на Филлегана[113] рождестмисском[114] помине, все святоганы нации, распростертые в своем оцепенении и своем двенадцатирично[115] изобильном избытке завывания. Там были водопроводчики и сгустлуги и шериффы и кифаристы и мародеры и кинолюди тоже. И все они обеденились с великошумной вешоуолостью. Агог и магог[116] и на круг[117] от них агрог[118]. Для продолжения того празднования до Ханьихуннова[119] изничтожения! Кое-кто в кинкинохоре[120], больше же в канканоплаче. Раззвонили его на подъём и накачали его влежку. Он пьяный, но он крепко стоит на ногах Приам Олим[121]! Тбыло он был слывным работавшим весельчаком юнцом. Взбиточили его надгробный подушку-камень пирогом, откупорили его пиво-гроб! Э’эравигдер[122] в этом мыре услышишь ты сякой шум снова? С их глубокопретендующими вложениями и припыленными фиделиями[123]. Они положили его лицемвниз вдульпоследней постели. С бокалипсисом[124] финиски[125] перед ногами. И с заряженнымсгоркой бочонком гинесзиса
